Нечто не рождается из ничего.
Мы живём с этим правилом от начала времён. Материальное не образуется «из воздуха» по мановению руки, сигналу радиоволны, из вспышки света. Вещи не слова. Фундаментальная эта концепция пронизывает всё наше сознание и бытие, с поблажкой лишь для богов да волшебников, существование которых, правда, само под вопросом. И даже 3D-печать, шагнув в дом, никого не разубедила: ну что проку от технологии, которой по силам «материализация» лишь пластиковой мелочи?
Чтобы спровоцировать перестройку в мозгах, требовалось нечто более весомое. И оно, конечно, появилось: в этом году 3D-печатному огнестрельному оружию — тому самому «нечто из ничто», теперь способному отнять самое ценное, жизнь — исполняется пять лет. И, словно специально под юбилей, дискуссия вокруг «печатного огнестрела» разгорелась с новым жаром, требуя продолжить начатый в 2013-м рассказ. Вот только разговор на сей раз пойдёт не столько об оружии, сколько об изменениях в концепциях, правилах и законах, которые оно вызвало. Потому что оказалась необходимой столь масштабная перестройка сознания, какой цивилизация не видела уже давно. И на которую, конечно, не в силах сразу согласиться.
Пять лет назад никому тогда неизвестный 25-летний гражданин США Коди Уилсон прогремел как изобретатель первого огнестрельного орудия, целиком изготовленного средствами 3D-печати (см. «Без команды не стрелять» и «Печатный огнестрел: эволюция»). Строго говоря, самым первым он не был, но всё же на его счету минимум три принципиально важных достижения. Прежде всего, Уилсон инициировал и довёл до конца разработку первого пистолета, изготовляемого на бытовом 3D-принтере. Его The Liberator содержит полторы дюжины деталей, из которых металлических всего две: гвоздь в качестве бойка, да пластина в рукоятке (вставленная не ради функционала, а по требованию закона: оружие не должно быть невидимым для security-сканеров).
Далее, Уилсон имел достаточно смелости и уверенности в собственной конструкции, чтобы лично, со своих рук, произвести минимум один выстрел перед журналистами. Примерьте его опыт на себя: смогли вы бы рискнуть пальцами, стреляя из самоделки, которая — известно наверняка! — разлетается на куски после нескольких выстрелов, а бывает, что и на первом (ибо контролировать качество на данном этапе развития техники трудно)?
Наконец, он обладал и достаточной верой в своё творение, чтобы не сдаться под натиском скептиков — а критика, надо заметить, звучала и звучит куда громче того памятного выстрела. Однако же Уилсон потратил пять лет на доработку модели, поиск единомышленников, сбор средств (под крышей основанной им некоммерческой Defense Distributed) и суды. И по сей день так же бодр, так же уверен в успехе, как в самом начале пути: смотреть его редкие пресс-конференции одно удовольствие!
Короче говоря, Коди Уилсон достоин того, чтобы занять место в анналах истории, встав в один ряд с Кольтом и Калашниковым (и даже некрасивая история с «изнасилованием» несовершеннолетней, в которую он оказался замешан сейчас, его заслуг не умаляет). Но нам в контексте нашего рассказа важно другое: то, как к его творению отнеслись публика и власть.
Первая и доминирующая реакция была как к чудаку и даже чудаку слабоумному. Ну, судите сами. The Liberator по надёжности не идёт ни в какое сравнение с обычным оружием. По сложности изготовления (если учесть все этапы: покупку принтера, печать, обработку деталей) он уступает даже самоделкам, известным каждому мальчишке. Наконец, однозарядность и одноразовость делают его бесполезным для большинства, скажем так, пользователей: ни грабители, ни террористы, ни даже наёмные убийцы брать его «на дело» не станут.
Так что его достоинства — незаметность для сканеров (тоже, в общем, преувеличенная: ведь надо спрятать боёк, патроны, извлечь металлическую пластину, но даже тогда характерный пластиковый корпус будет виден, например, на экране сканирующей установки в аэропорту) и отсутствие идентификационных меток (серийный номер, бороздки на пуле) теряются на фоне недостатков.
Как после этого относиться к Уилсону, который, словно одержимый, продолжать корпеть над чертежами? Верно, как к дурачку. Пусть себе копается, лишь бы не мешал. Эта точка зрения стала не просто доминирующей, а даже официальной, когда её изложил в своём твиттере президент США Дональд Трамп: мол, обсуждал печатные пистоли с понимающими людьми — бесполезная поделка! Этим вердиктом нынче летом Трамп поставил точку в длившемся те же пять лет судебном споре Госдепартамента США с Уилсоном: всё это время ему запрещали обнародовать файлы-чертежы огнестрелов (скачав которые, каждый мог бы напечатать такой дома). И Уилсон даже сообщил о «начавшейся эре 3D-печатного оружия», но, как оказалось, поторопился. Ему снова запретили файлы публиковать!
И вот тут самое время задаться вопросом: почему, при очевидной бесполезности 3D-печатного огнестрела, снова и снова находятся люди, которые не дают The Liberator (и другим аналогичным конструкциям) «пойти в массы»?
Не потому, что «печатное» оружие якобы незаконно. В Соединённых Штатах каждый гражданин имеет право изготавливать оружие для себя (то есть не на продажу) и пистолет, напечатанный на 3D-принтере, в этом смысле ничем не отличается от выпиленного лобзиком из дерева и отрезка трубы. А у Уилсона есть и лицензия производителя, так что он имеет право даже продавать.
И не потому, что оно якобы незаметно: невидимое для металлодетекторов оружие действительно незаконно, но The Liberator содержит в себе минимум три металлических элемента (считая патрон).
На самом деле всё это время основной причиной запрета служила странная отговорка насчёт экспортных ограничений. Пять лет назад Госдеп предположил, что публикация файлов с исходниками The Liberator является эквивалентом поставки вооружений на экспорт (тем самым почти слово в слово повторив запрет, некогда наложенный на Фила Циммермана и его PGP). А когда нынче летом администрация Трампа сочла спор пустяшным и претензию отозвала, вмешались политики и суды из нескольких штатов — снова потребовавшие раздачу файла прекратить, но на сей раз смешавшие в кучу и экспортные ограничения, и собственные домыслы относительно легальности самоделок. Правозащитники, анализирующие последнюю претензию, хватаются за голову: это полная чепуха, которая развалится после первых же судебных слушаний (назначенных на сентябрь).
Короче говоря: на данный момент, по крайней мере в США, не существует правовых оснований запрещать Коди Уилсону распространять исходники The Liberator ни бесплатно, ни за деньги. Так почему же тогда ему снова и снова мешают? Подлинная причина — шок и нарастающая истерия от столкновения с фактом: вещи теперь могут передаваться на расстояния, словно слова!
Да, это было возможно и раньше, но пока всё ограничивалось пластиковыми игрушками, публика и власть ленились последствия осмыслить. Теперь же, когда на столе «материализованная из ничего» вещь, способная отнимать жизни (убойная сила подтверждена компетентными органами), свершившееся дошло до сознания политиков и проникает в массы. И ставит, и требует искать ответы на множество интересных, непростых, принципиально новых вопросов. Давайте пройдёмся по ним — пусть даже не умея ответить.
Во-первых, The Liberator стирает грань между программным и аппаратным обеспечением, «цифрой» и «железом». До сих пор мы жили в мире, где код играл подчинённую «железу» роль: если программу не на чем исполнить, она бесполезна! Теперь же между ними ставится знак равенства, одно перетекает в другое. В смысле ощущений, физических свойств, конечно, разница остаётся (можно положить и почувствовать процессор на ладони, но нельзя пощупать последовательность команд), но вот с точки зрения закона, бизнеса, функциональности — две этих категории отныне следует считать за одну.
Чем, как это аукнется? Не стесняйтесь, если не можете «уложить» этот факт в голове: никто пока не может! Поэтому — «зелёный свет» самым вольным, самым смелым рассуждениям относительно последствий. Никто ещё не понимает, каково придётся человеку теперь, когда (назовём своими именами!) слово уравнено с вещью, поступком.
Отсюда — второй момент: свобода слова отныне распространяется и на вещи. А свобода слова — штука сложная и опасная: по крайней мере в цивилизованных странах она с большим трудом поддаётся ограничению. Ситуаций, в которых она может быть ограничена, немного и все они, и каждый новый случай, находятся под пристальным наблюдением специалистов из самых разных областей знаний и деятельности. И, поскольку свобода обращения вещей, принятая в современном обществе, по определению уже свободы слова, неизбежны социальные, правовые, технические конфликты.
Трансформируя «имею право высказать мнение» в «имею право высказать мнение и воплотить вещь», мы (по крайней мере так это представляется сегодня) заносим ногу над пропастью. Означает ли это, например, принципиальную невозможность ограничить распространение огнестрельного оружия, наркотических веществ? Окончание войны за копирайт — с безоговорочной капитуляцией последнего? Или напротив, возвращение и ужесточение цензуры даже в развитые страны — с целью не допустить превращения, например, диссидентов в террористов (ведь слово теперь способно убивать)?
Далее, The Liberator, как ни один продукт до него, требует думать наперёд, учитывать будущий технический прогресс. Те, кто считает Уилсона за дурачка, играющего в песочнице, закрывают глаза и на историю цифровой техники. Которая, помимо прочего, свидетельствует: большинство новых технологий развиваются быстрее ожидаемого, пускают глубокие корни в другие дисциплины и дают богатый урожай. И до сих пор не названо никаких принципиальный ограничений, которые помешали бы 3D-печати развиваться менее быстро, чем полупроводниковой микроэлектронике, компьютерной графике, цифровой связи. Никто не знает, как будет решена, например, проблема низкой прочности 3D-печатных конструкций — но нет причин сомневаться, что однажды она решена будет.
Но эволюция технологий не остановилась и в смежных направлениях — и творение Коди Уилсона отметилось и здесь. Разница между набором инструкций для цифрового устройства и обычной человеческой речью однажды исчезнет. И можно будет скомандовать «умному» ассистенту «Эй, Гугл, распечатай-ка мне пистолет!» — и он отыщет книги, посвящённые самодельному оружию (или, того хуже, учебники физики, химии и сопромата, из которых выудит всю необходимую информацию), сгенерирует алгоритм для 3D-принтера и выдаст готовый продукт.
Быстро, дёшево и теперь уже без всякой нужды в каких-либо навыках или специальных знаниях. Какие пертурбации ждут общество тогда? Ведь если запретить файлы с исходниками «печатного» пистолета ещё как-то можно (например, апеллируя к интересам нацбезопасности, пусть такая формулировка и сомнительна), то учебники не запретишь!
Что в сумме? Не относитесь к первому 3D-печатному огнестрелу как к неуклюжей бесполезной поделке. Считайте его уникальным подарком судьбы — подарком, дающим возможность (и даже требующим!) переосмыслить многое из того в человеческом опыте, что казалось бесспорным и незыблемым. Жаль, конечно, что столь важный артефакт оказался инструментом для лишения жизни. Но уж тут не нам решать.