В самом начале нулевых мне довелось писать об интересном эксперименте: светящемся живом кролике (см. «Посвети мне, Альба»). Не уникальный с точки зрения техники (заимствование флюоресцентного гена из медуз в млекопитающих тогда уже было отлажено), он был уникален социально: автор, американский профессор Эдуардо Кац, принёс кролика из лаборатории домой и изучал в том числе реакцию на него членов семьи. Вообразите себе эту милую картину: пушистый, ласковый, да ещё светящийся питомец на руках у жены, ребёнка — такой утешит в трудную минуту!
Та публикация запомнилась мне в том числе и потому, что спустя какое-то время мы списались с Эдуардо и я подарил ему экземпляр «Компьютерры» с рассказом о нём. Но в последнее время я возвращаюсь к ней снова уже по другой причине — имеющей непосредственное отношение к технической стороне. Эксперимент с кроликом стал своего рода символом эпохи, в которой граница между «натуральным» и «искусственным» ещё была видна, была чётко проведена. Однако достижения последних лет её стёрли и прямо сейчас в научной и научно-популярной прессе кипят ожесточённые дебаты по вопросу, как различать то и другое. В центре этой дискуссии — термин «ГМО».
Не то чтобы смысл «ГМО» был всегда и всем понятен. Говорят, обыватели и раньше имели о нём лишь смутное представление. Но по крайней мере образованный человек мог расшифровать аббревиатуру и объяснить суть. ГМО — генно-модифицированный организм, а понимали под этим на протяжении, скажем, последних двадцати лет, организм, в геном которого искусственно вшиты гены из другого живого вида. Наибольшее распространение такая модификация получила в сельском хозяйстве, где, например, злакам и корнеплодам, овощам и фруктам, придают устойчивость к химикатам (убивающим вредителей), имплантируя гены из бактерий. Так что Альба Эдуардо Каца — классический пример генно-модифицированного организма.
Поскольку доказать безвредность ГМО при употреблении в пищу для человека или случайном попадании в дикую природу теоретически невозможно (мы не в силах просчитать всех последствий, можем лишь наблюдать и делать ограниченные выводы), неизбежно возникла фобия, к тому же подпитываемая производителями «органических»/«натуральных», то есть без чужих генов, продуктов. Это привело к принятию на значительной части земного шара законов о принудительной маркировке ГМО (вот карта: Россия, как оказалось, занимает в этом вопросе самую жёсткую позицию). Но привело это и к возникновению обратного течения: в странах, где содержащие ГМО продукты метить не обязательно (как ни странно, это, например, США), производители сами решили наносить на продукты метку об отсутствии ГМО-составляющих и даже стали заменять ГМ-компоненты натуральными (в частности, отказавшись от сахарной свёклы в пользу сахарного тростника).
Почему? Дело в том, что потребители проявили значительный и продолжающий расти интерес к свободным от ГМО продуктам. И это несмотря на регулярно публикуемые исследования, в которых констатируется отсутствие последствий употребления ГМ-продуктов в пищу (самое свежее вышло только что, за подписью Национальной академии наук США: авторитетнейшее метаисследование, охватившее сотни научных работ). Короче говоря, тема ГМО оказалась глубже и неприятней, чем ожидалось, и изменений к лучшему не предвиделось.
Спасение пришло откуда никто не ждал. Связано оно с прорывом в генной инженерии, а именно с появлением «умных генетических ножниц» — технологии CRISPR. Речь о ней подробно шла в этой колонке недавно (см. «Homo sapiens 2.0: чем опасно улучшение генома?»), но если коротко, это инструмент, позволяющий манипулировать генами с чрезвычайно высокой точностью и уже не в отдельной клетке, а в масштабах целого организма.
Так вот, благодаря ему, стала практически возможной такая штука: вместо заимствования чужих генов, инженеры просто корректируют родной геном организма точно в нужном месте, добиваясь тем самым необходимых свойств. Примеры таких модификаций, уже используемые в сельском хозяйстве: шампиньоны, долго не чернеющие после сбора, и картофель, содержащий меньше канцерогенных веществ.
И вот тут обнаружилась забавная вещь. Учёные, естественно, смотрят на такие продукты как на ГМО — поскольку они буквально подверглись направленной генной модификации. Однако закон и надзирающие государственные органы за ГМО их уже не считают! Ведь заимствования чужих генов не было. По справедливости, не должны считать их генно-модифицированными и потребители, поскольку модификация генов с помощью «умных ножниц» по большому счёту не отличается от мутагенеза — облучения семян жёстким излучением для ускорения мутаций и последующего отбора растений, проявивших нужные свойства. «Умные ножницы» даже лучше, потому что вместо случайных изменений (которые бог знает, где произойдут и что ещё затронут), меняется только требуемый кусок генома. А ведь мутагенез — обычный приём селекционеров, практикуемый уже минимум полвека. И никто не пишет на упаковке, например, риса: «сорт получен воздействием на семенной материал РАДИАЦИЕЙ»!
Что в итоге? Получается, термин ГМО потерял исходный смысл. В лучшем случае смысл изменился, в худшем исчез совсем: раз техника генной модификации пришла к методам, издавна используемым селекционерами, то нет и смысла грузить покупателя информацией о произведённых с продуктом ГМ-манипуляциях.
Эксперты, впрочем, сомневаются, что метка «содержит ГМО» будет удалена. Социально опасно! Раз обыватель желает, чтобы его предупредили, его будут предупреждать. Однако определение термина изменят, значительно расширив: теперь, вероятно, под «генно-модифицированным организмом» будут понимать и организмы, полученные с применением биотехнологий вообще. Что, как вы понимаете, быстро приведёт к окончательному размыванию оригинального термина «ГМО». Он исчезнет сам собой.
И будем ли по нему скучать?
P.S. В статье использованы иллюстрации Miguel Tejada-Flores, Eduardo Kac.