Многолетнее пиршество цинизма под названием «Доктор Хаус» — это не просто сериал, покоривший сердца современников от Патагонии до Камчатки, но и совершенно новая эпоха в художественном осмыслении мира. Впервые в истории человечества объективно мерзкий персонаж, наделенный безмерным обаянием, превратился в ролевого героя. По крайней мере мне на вскидку в голову не приходят прецеденты и аналоги.
Отрицательных художественных героев (именно, что героев, а не проходных фигурантов на задворках сюжета) в истории искусства пруд пруди. Последний яркий пример — Бардамю из «Путешествия на край ночи» Луи-Фердинана Селина, писателя, которому за гениальность простили даже коллаборационизм с немецкими оккупантами. Гениальность Селина, однако, в том, что он ведет повествование от имени человека, которой честно сознает, какая он сволочь, однако во всем винит внешние обстоятельства и несчастливую судьбу. Мы следим за приключениями главного героя с искренним любопытством, однако же и без грана сочувствия: скажем, я лично уже с десятой страницы ждал, когда же негодяю воздастся по заслугам. Не воздалось — и в этом новаторство и художественный изыск Селина, поскольку вся литература до него страдала фиктивным морализаторством: заставляла своих негодяев если уж не платить по счетам и получать по заслугам от самой жизни, то хотя бы раскаиваться.
При всем обаянии негодяйства Бардмаю из «Путешествия на край ночи» осмыслен автором таким образом, что у читателей не возникает нездоровых импульсов сочувствовать злу. В этом Селин верен великой аксиоме мирового искусства: зло никогда не должно и не может идеализироваться.
Мы живем в совершенно иную эпоху. Эпоху, в которой цинизм и размывание этики достигли столь головокружительных масштабов, что рождается новое искусство, новая эстетика и новая этическая система. У истоков новой этики и эстетики стоит главный обаятельных мерзавец нашего времени — доктор Грегори Хаус, наркоман, садист, мазохист, и просто подонок. Правда, с ранимой душой, и в этом, по замыслу демиургов, должен выпирать изюминой его шарм.
Надо признать, изюмина и выпирает. Грегори Хаус уже после первого сезона телепоказов превратился в ролевого героя с элементами мифологического умопомешательства. Майки с прорезиненным трафаретом культового доктора, впивающегося взглядом в окружающих его людей аки естествоиспытатель, препарирующий лягушку, я собственными глазами видел на киевском Подоле и шмоточном развале на мумбайском рынке. Поистине очарование Хауса не знает границ.
Впрочем, моя кинорецензия сегодня посвящена отнюдь не Хаусу (иначе — припозднился бы чутка дедку), а самому яркому эпигону доктора, покоряющему экраны — Шерлоку Холмсу из сериала «Элементарно» (Elementary). Предлагаю читателям взглянуть на эту сладкую парочку (Шерлок Холмс — Доктор Ватсон в исполнении китаянки Люси Лиу) сквозь призму новой этики и эстетики как на продолжателей начинаний великого Хауса. В частности меня интересуют душевных и духовные качества, которые и составляют личность современного ролевого героя. Личность мерзкую и одновременно привлекательную для сотен миллионов наших современников, которые на этого «Шерлока Холмса» сегодня исправно молятся также, как до того молились на Грегори Хауса.
Шерлок Холмс в апокрифе Роберта Доэрти и Карла Беверли (продюсеры, чьи сумерки разума породили это чудовище) предстает как классический Übermensch. В отличие, однако, от своего онтологического прародителя Заратустры, Шерлок Холмс из сериала «Элементарно» переполнен недостатками. Если Заратустра сперва достиг состояния бога на земле, а затем взялся приставать к людям со своими человеконенавистническими проповедями, Шерлок Холмс сперва стал наркоманом, после чего стал доставать окружающих с удвоенной энергией.
Сериальный Шерлок Холмс — это амбулаторный комок комплексов: сексуальных, Эдиповых (здесь — в прямо смысле слова: патологическая odi et amo к родному батюшке педалируется чуть ли не в каждой серии), психологических, социокультурных, вообще всех, какие только бывают. По сути Холмс не живет, а перманентно комплексует. И всех достает. Комплексует и достает. Комплексует и достает. Колесо жизни, так сказать.
Шерлок Холмс также как и его идейный учитель Грегори Хаус освещен Золотым Кодексом Человеконенавистничества: людей частный дознаватель то ли просто не любит, то ли люто ненавидит, явно предпочитая ковыряться в ушных раковинах и глазных яблоках трупов в морге, чем беседовать с (пока еще) живыми людьми. Дошло до того, что стоит Шерлоку Холмсу вступить с очередным персонажем в беседу, как тут же начинаешь отсчитывать минуты до момента, когда еще живой накануне человек окочурится и позволит частному дознавателю максимально приблизить свой зондирующий значок к исследуемой плоти. Естественно, уже мертвой, потому что так легче ее препарировать, диссецировать, расщеплять на волокна и изучать! Постигать мир — такова сверхзадача по жизни у Шерлока Холмса из сериала «Элементарно».
Зритель всю эту прозекторскую сагу смотрит с любопытством (сюжеты не всегда, но по большей части закручены лихо!), главное же — любуется главным героем! Сочувствует, когда Шерлока гнобят честные люди вроде капитана Тобиаса Грегсона из полиции Нью-Йорка, периодически теряющего терпение после очередной человеконенавистнической выходки монстра-наркомана и подвергающего последнего профессиональному остракизму. Радуется, когда Шерлок Холмс в очередной раз с особым шиком выписывает свой фирменный кульбит.
Фирменный кульбит Шерлока — это понаделать как можно больше гадостей, оскорбить и обхамить как можно большее количество людей в единицу времени, а затем выложить на стол один из двух своих старших козырей — либо обаяние, либо гениальную дедукцию.
На этом фирменном кульбите выстроена вся новая эстетика и этика «Элементарно». В переложении на язык аксиом кульбит звучит так: какую бы мерзность, подлость, гадость и негодяйство не совершает герой, ему всё можно простить за божественное обаяние (с циничным закосом под «ранимую душу»!) и за божественную гениальность (здесь остается только развести руками: «Как он сумел разгадать ТАКУЮ ШАРАДУ?! Режьте меня, но без Нечистого тут явно не обошлось!»).
По гамбургскому счету новая этика и эстетика, которой отмечено первое десятилетие XXI века, ни разу не новая. Это, конечно, всё те же старые добрые ницшеанские перепевки — не менее дилетантские, чем «объективизм» Алисы Зиновьевны Розенбаум aka Айн Рэнд.
Есть, впрочем, у демиургов «Элементарно» принципиальное отличие от эпигонов Фридриха Ницше прошлого: Рэнд со товарищи все-таки старались выдерживать пафос и не опускаться до низости оправдания негодяйства гениальностью (помните, как в «Комедии строго режима» «Ильич» трахнул кладовщицу Клаву, которая упрекала потом своего ухажера за ревность: «Ну ты чо, Петь, в самом деле?! Он же все-таки ВОЖДЬ!»). У эпигонов прошлого негодяйство, конечно, тоже оправдывалось (иначе это бы уже не был Заратустра!), однако под тем соусом, что, де, это «на благое (великое, благородное) дело»! А так, чтобы «Я творю зло, но мне можно, потому что я хоть и закомлексованный задрот-наркоман, однако же — шибко обаятельный и гениальный!» — такого ни-ни. Табу!
Зато сегодня это даже не табу, а ролевой герой. Почему так пошло? Думаю потому, что какое-то жутко высокое количество зрителей узнает в Шерлоке Холмсе из «Элементарно» самих себя. Без диспенсации гениальности, разумеется. Гениальность в данном случае — это такая карамелька. Награда в качестве самооправдания творимых по жизни мелких гадостей.
Федор Михайлович Достоевский, наверное, в гробу бы перевернулся, если бы как-то прознал про «нравственные искания» наших современников 🙂