Принято считать, что в России много кулибиных и только «упаковывать» разработки в компании мы не умеем. Отчасти эта точка зрения верна, однако на деле и с научной составляющей в России пока не всё благополучно. Госфинансирование науки в рамках нескольких федеральных целевых программ позволило поднять на современный мировой уровень целый ряд центров, как чисто научных, так и научно-производственных. Но в целом в сфере инфраструктуры науки всё ещё остаются серьёзные проблемы.
Во-первых, это сложности с самой потребностью страны в новых технологиях. Если говорить без лукавства, так называемые «институты развития», заточенные на серьёзную коммерциализацию (РВК, РОСНАНО, Сколково) разработок, — это, по сути своей, «пылесосы» оставшихся мозгов и оставшихся технологий. Их функция сегодня состоит в том, чтобы подобрать все старые и новые крохи новых разработок и отправить это всё в США, на худой конец — в Израиль и в Западную Европу. Дело здесь не в происках таинственного мирового правительства и не в шпионском заговоре: работают банальные рыночные механизмы.
Говорят, «рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше». Информационный слоган, под которым ведут пропаганду российские институты развития, можно сформулировать так: «Учёный может и должен стать богатым». Но чтобы учёный стал богатым, результаты его научной работы кто-то должен оценить и купить. Во всём мире покупателем научных разработок выступают крупные корпорации. Причём логика работает строго линейно: учёный создает малую компанию, которая владеет интеллектуальной собственностью (результатами его научной деятельности). Компания на основе этого интеллектуального багажа создает продукт — нечто, что можно легко оценить, продать, купить, сравнить с аналогами. Этот продукт выходит на рынок и продаётся одной или нескольким компаниям среднего бизнеса (я нарочно исключаю из схемы варианты бизнесов для конечного потребителя — b2c, их доля в общем количестве инновационных бизнесов ничтожно мала). Эти «приобретатели» высокотехнологичных решений включают их в свои продукты и, в свою очередь, продают их уже более крупным игрокам. Таков закон — «крупный» не может играть с «мелким»: другие требования к качеству, к размеру серии, к оценкам надёжности и стабильности бизнеса.
Для того чтобы схема работала статистически, то есть чтобы у любого данного «Васи Петрова» была достаточно высокая вероятность сбыть по разумной цене свой научный результат (при условии, что результат интересный), на рынке должно быть достаточно большое количество покупателей и продавцов в каждой из категорий. А в России практически отсутствует звено среднего высокотехнологичного бизнеса, а остатки крупного бизнеса не имеют средств и институциональных оснований, чтобы искать и покупать высокие технологии. В конце концов, внедрение новых технологий для крупного бизнеса — это очень дорого. Российский крупный бизнес просто не может себе позволить такую роскошь.
Именно поэтому взращивание малых предприятий с высокотехнологичными продуктами выглядит несколько двусмысленно: если предприятие обладает действительно ценной технологией и если у него эффективное управление, это предприятие будет работать на благо иностранных корпораций и иностранных государств. Именно их граждане будут повышать свой уровень благосостояния, если наши институты развития сработают хорошо.
Проблема ещё больше усугубляется, если в дело вступают инвестиционные фонды. Вот этим игрокам точно наплевать, чьи деньги они зарабатывают, они просто пересчитывают миллионы долларов и фиксируют прибыль или убыток. Для этих «граждан мира» статистика — главный фактор их бизнеса. Они не будут инвестировать, если малый бизнес не заточен изначально под зарубежных заказчиков (в их терминах это называется «ориентирован на глобальный рынок»). Получается, что, добавляя инвестиционное плечо, институты развития с инвестфондами целенаправленно и осознанно перебазируют российские высокие технологии за рубеж. Они говорят, что они работают, чтобы создавать российских цукербергов… На самом деле, они покупают российских умельцев задёшево и перепродают их американским цукербергам с наценкой. Бизнес понятный, но в разрезе интересов государства крайне не полезный.
В сложившейся ситуации мне видятся два возможных варианта решения — и оба плохие. Один плох потому, что слишком радикален, второй — потому, что трудновыполним.
Радикальное решение состоит в том, чтобы распустить институты развития, венчурные и все прочие инвестиционные фонды признать «агентами влияния» и национализировать, а при ВУЗах создать специальные комиссии, которые будут распределять особо талантливых выпускников на особо ответственные национальные стройки. Выпускников придётся обязать отрабатывать несколько лет (минимум три, а лучше пять), при этом их надо будет обеспечивать жильём, социальной инфраструктурой и достаточно высоким довольствием. Возврат к советской системе генерации высоких технологий, которая, как мы теперь знаем, была самой эффективной в мире.
Второй вариант более мягкий. Он состоит в том, чтобы поменять исходный посыл: «Учёный не должен быть богатым, учёный должен быть полезным своей стране!» Такое смещение акцентов решило бы сразу много проблем. Во-первых, это существенно снизило бы психологический барьер для развития научной карьеры. «Если я — талантливый инженер (или считаю себя таковым), я не должен искать беспринципного инвестора (как сейчас мне советуют из всех СМИ). Я должен доработать свое изобретение до работающего прототипа и потом доказать чиновникам, что оно работает, и работает лучше, чем имеющиеся аналоги. Принципиальный момент: мне не нужно апеллировать к деньгам (с которыми я никогда не имел дела и которые вызывают у меня неприятие), я должен оставаться исключительно внутри инженерной или научной логики». Психологически это очень важно.
Во-вторых, изменение информационного фокуса позволило бы привлечь к сотрудничеству гораздо более широкие слои населения. Сегодня институты развития работают с аккуратно одетыми, тщательно причёсанными (или творчески взъерошенными) мальчиками и девочками из хороших семей в больших городах. Среди них много талантливых, но это меньше 10 процентов от всех потенциально талантливых в нашей стране. Ломоносовым сегодня путь в науку закрыт. Эти возможности нужно открывать, и в этом проблема.
В больших городах уже сформировалось большое количество людей, отравленных лозунгом «Ищи богатство!». Они (и их инвесторы, прямые или косвенные) будут всячески лоббировать поддержку сложившейся модели, а значит, сознательно препятствовать расширению круга потенциальных учёных.
И самое главное, что нужно делать, — стремительно развивать российские предприятия крупного бизнеса. Пусть это будут спортивные объекты, пусть это будут атомные электростанции, пусть это будут военные самолёты пятого поколения. Всё, что угодно, что требует серьёзной инфраструктуры и большого числа субподрядных исполнителей. Чем острее будет конкуренция на внешних рынках продукции крупных предприятий, тем более востребованными будут российские высокие технологии, тем восприимчивее будут чиновники, которым российские умельцы будут демонстрировать действующий прототип механической блохи с интеллектуальной системой самонаведения.