В начале эпохи промышленного переворота английские рабочие уничтожали станки из опасения, что те лишат их профессии. Называвшие себя луддитами люди боялись роста безработицы и призывали отказаться от технического прогресса ради сохранения привычного уклада жизни. Подобные настроения в обществе циркулируют и сейчас, вот только к прежним страхам добавились новые, вполне обоснованные. Почему сейчас вновь создаётся негативный образ современных технологий и на чём он основан?
Как и прежде, технофобия основана на страхе, что рост автоматизации начнёт снижать ценность живой рабочей силы или вовсе сделает неактуальным ряд специальностей. Это действительно происходит в течение ограниченного периода времени на каждом новом этапе развития. Раньше этот временный негативный эффект компенсировался общим трендом. В итоге рабочих мест как раз создавалось больше, просто они были другими.
До сих пор происходило не столько вытеснение людей машинами, сколько изменение характера труда первых. Он становился менее рутинным и более интеллектуальным. Наблюдались рост объёмов производства и появление всё новых профессий. Однако в последние годы ситуация стала меняться. Принципиально новым стало то, что машины стали посягать и на интеллектуальный труд.
Сегодня люди, потратившие годы жизни на обучение, также рискуют лишиться профессии, как и ранее это происходило с неквалифицированным персоналом. Международная консалтинговая комания McKinsey & Company опубликовала «список подрывных технологий, которые изменят бизнес, мировую экономику и саму жизнь».
Например, в последние пять лет операторы беспилотников вытесняют лётчиков из рядов ВВС США. Первых уже больше, но стоимость обучения вторых была гораздо выше. Более того, их сложнее переобучить на операторов, чем научить перспективного кандидата с нуля, поскольку строевому лётчику будут мешать крепко засевшие в голове прежние инструкции и навыки.
Системы автоматической обработки информации снижают актуальность штатных аналитиков, самонастраивающиеся эксимерные лазеры превращают офтальмологов-хирургов в операторов медицинской техники.
Подобные изменения наблюдаются даже на бытовом уровне. Во времена плёнки сделать удачный кадр было настоящим искусством. Сейчас же хороший снимок может быть в коллекции у любой «блондинки» – его просто выберут голосованием в соцсетях из десятка тысяч, снятых на автомате.
Рабочие прежней эпохи не могли думать о том, чтобы переквалифицироваться в оператора станка (в перспективе – с ЧПУ), возницы не мечтали стать водителями или автослесарями. Тогда не было ни соответствующих предпосылок, ни даже таких слов. Новые профессии стали доступны уже следующим поколениям, а их отцы и деды просто потеряли работу. Освоить новую в зрелом возрасте довольно трудно, особенно если параллельно надо кормить семью.
В такой ситуации должны срабатывать механизмы социальной защиты, которые по-прежнему далеки от совершенства. Одним оказавшимся без работы надо помочь переквалифицироваться, другим выплатить временные пособия, третьим – назначить пенсию. Пенсионный возраст должен определяться с учётом средней продолжительности жизни, но реально во многих странах значительная часть людей просто не доживает до неё.
Добиваться улучшения ситуации сложнее, чем выплеснуть гнев на технологии и разломать пару компьютеров под восторженные крики неолуддитов.
Любое явление, включая технический прогресс, — само по себе нейтральное. Эмоциональную окраску ему придаёт призма нашего сознания. У каждого из нас она формировалась под влиянием специфического жизненного опыта, отражая уникальный набор надежд и опасений. Именно поэтому люди с близким восприятием окружающей действительности объединяются в разные, подчас непримиримые между собой социальные группы. Часто важнее дружить против кого-то, чем с кем-то.
Одна из таких групп – энвайронменталисты, считающие технологии главной причиной ухудшения экологической ситуации. При этом под ухудшением понимается её несоответствие тому состоянию, который был века три-четыре назад. За эталон берётся период, когда людей было в четырнадцать раз меньше, единицы умели читать, а любой мог умереть от пустяшной болезни. К уровню той эпохи призывают вернуться, чтобы вокруг было больше деревьев и меньше машин.
Эти люди сосредоточены на отдельных аспектах производства, а конкретно – на вредных факторах рабочей среды, выбросах и сбросах предприятий. Они повсюду видят только загрязнение и угрозу природе, полностью игнорируя любой положительный вклад. Подумаешь, продолжительность жизни за это время увеличилась почти вдвое! Ну и что, что нас теперь семь миллиардов? Их не убедить никакими аргументами, потому что они оперируют исключительно критериями веры, агрессивно отстаивая своё право не видеть общей картины.
Современные луддиты стали более разнообразны и избирательны в способах борьбы. Сейчас их основная цель – склонить на свою сторону общественное мнение, пролоббировать очередной запрет, играя на страхах неосведомлённого большинства.
Грубые и подходящие для сдерживания индустриализации методы стали малопригодны для противодействия информационным технологиям. Впрочем, самые радикальные из них ведут настоящую партизанскую войну и сейчас. Они занимаются поджогом учебных заведений, домов руководителей компаний, саботажами на заводах и считаются АНБ США террористами со всеми вытекающими последствиями.
Вы легко распознаете неолуддитов по их односторонним взглядам и непревзойдённому умению во всём увидеть угрозу природе. Чем меньше они знают о современных направлениях развития науки, тем больше её боятся. Коллайдеры в их фантазиях почему-то нужны для создания чёрных дыр, АЭС неотличимы от ядерных бомб, радиотелескопы – средство пси-контроля, а генетика – вообще дьявольская наука.
У нас есть только один реальный способ оставаться востребованными в современном мире. Надо перестать цепляться за узкую специальность и воспринимать новые технологии как союзников. Учиться не до получения диплома, а постоянно, стремясь сохранить широту взглядов и оставаться хоть в чём-то умнее компьютеров.