Ладно, вымерли динозавры, пусть вымерли. Не очень-то и жалко. Я ни с одним динозавром знаком не был, ни одного с рук не кормил, со щенков не растил — так с чего мне печалиться? Да ещё, говорят, были они свирепы и необучаемы, одна только доминанта и присутствовала – съесть. Зачем мне тонны хладнокровного (или всё же теплокровного) зла? Правда, травоядные динозавры в хозяйстве, может, и пригодились бы. В качестве тягловой силы, например. Или, допустим, мясное динозавроводство. С молочным-то не получится, вряд ли. Но и то — запретит ведь главный санитар нашей страны чужеземную диплодочину и бронтозаврину, а собственная, поскольку климат суров, а чиновники ненасытны, будет обходиться дороже говядины, и потому опять же вряд ли.
Нет, не жаль мне динозавров. А вот другого немножечко жаль. Вымершую на моих глазах технику. Модемы на 14.400 б и 56 К. Работоспособные, они были миллионами списаны с корабля прогресса. Тож и плёночные фотоаппараты. Не знаю, может, наилучшими моделями профессионалы пользуются и доныне, но «Смены», «Зоркие» и «ФЭДы» валяются где-нибудь в ящичках и сундучках-мавзолеях без надежды на воскресение. Ну не поднимается рука выкинуть работоспособную вещь на помойку. Большой объектив, кожаный футляр, да ещё увеличитель, ванночки, пинцеты, воронки, колбы… Фотоаппарат — вещь очень личная. Тут и себя, молодого, помнишь, и зарплаты, ушедшей на покупку «Зенита», жаль, и часов, проведённых в тёмной комнате с красным фонарем (вышло двусмысленно, но позор тому, кто подумает дурно). Виниловые пластинки, магнитофон катушечный, магнитофон кассетный, видак… Да много революций пришлось на последние тридцать лет.
Но совсем грустно, когда думаешь о тех, кто эти вещи конструировал, изготавливал, обслуживал. И не только эти, конечно. В Воронеже было много заводов, от авиационного до экскаваторного. Одни ещё сохраняют оболочку, другие рассыпались в прах, а люди, люди, что с ними стало, вот вопрос. И, если думать дальше, что будет с людьми нынешнего дня? Успеют ли умереть в счастливом сознании собственной необходимости — или сметут их, как опавшие листья, и вывезут куда-то за город, где и бросят догнивать в какой-нибудь овраг?
И в самом деле: жил себе какой-нибудь молодой старлей-артиллерист, ждал капитанские погоны, а ему — иди на все четыре стороны, страна разоружается, не до тебя. И куда ему идти? Где на гражданке он применит свои знания и опыт? Переучиваться? Тут и возраст, и семья, и отсутствие средств, и боязнь: а не повторится то же самое и с новой профессией? Завербоваться в Африку? И семья не пускает, и с языками у нынешних лейтенантов традиционно плохо, да и вообще, маловата Африка для такого количества безработных лейтенантов.
Помнится, в девяностые годы писали о курсах ведения бизнеса для ликвидируемого офицерского корпуса. Тоже дело, конечно. Можно и оперному пению обучать, и с тем же эффектом. Ну, почти тем же. В бизнесе закрепились, подозреваю, процентов пять лейтенантов и капитанов, ну шесть, и то на вторых-третьих ролях. А остальные — кто как. Признаться, о лейтенантах подумал из-за пятничного пациента. Жалуется на сыпь на лице, шелушение кожи. Появляются симптомы только после бутылки водки. Я-то по наивности (или ехидству) и ляпни, что более легкого случая и представить трудно: не пейте столько, вот и всё. А он в ответ: не пить — значит, не жить. Был офицером, умеренным во всём, потом попробовал себя в бизнесе, а теперь только водка и держит его по эту сторону границы (имея в виду бытие).
Я понимаю, что таких офицеров меньшинство, те же пять процентов, на глазок, а остальные более-менее приспособились. Но хотелось бы заранее знать, что и как, чтобы приспосабливаться более, а не менее. Когда кончается эра мезозоя или индустриального общества, что следует предпринять ради продолжения вида. Отрастить молочные железы или, наоборот, восстановить жабры.
Допустим в качестве основы следующее: для того чтобы стать неплохим — только неплохим! — специалистом, нужно десять лет. Пять — института и пять — хорошей практики. Потом десять лет, будучи неплохим специалистом, вкушать плоды трудов своих. Но вдруг инженер или агроном становятся профессиями, постиндустриальным обществом маловостребованными. В сорок лет начинать заново затратно, прежде всего по годам. Положим, имеющийся опыт позволит сократить срок созревания вдвое, но и сорок пять — годы ещё те. Кстати, по утверждению знатоков, врачи России живут на пятнадцать лет меньше, чем окружающее население, и если средняя продолжительность жизни российского мужчины вообще равна шестидесяти годам, то мужчины-врача — сорока пяти. Чего уж тут начинать…
Но вдруг так и нужно? Вдруг российский врач (и не только врач, но и офицер, и инженер, и прочая интеллигенция) — идеальный образец, пример для окружающих. КЖИ, Краткоживущий из мира будущего Ефремова — будущего, ставшего настоящим? Доработал при семидесятичасовой рабочей неделе до сорока пяти — и геть с планеты! Ни тебе пенсионных трат, да и здравоохранение можно держать в рамках трёх процентов от ВВП. И если специалист государству не нужен раньше, не в сорок пять, а в тридцать, то не переучивать его, а тоже — геть!
И очень может быть. Собственно говоря, о благополучии граждан государство заботится столь же эффективно, сколь и божок, вырезанный из полена. Только божку зачастую достаточно раз в неделю помазать губы салом, а государство требует человеческих жертв непременно.
Лишь уяснив роль государства в судьбе личности (а именно: государству на личность наплевать), можно грамотно планировать собственную жизнь. Простое заключение, банальное, а сколько людей дойдут до него тогда, когда планировать-то уже и нечего! Но всё же, всё же… Что делать? Иметь под рукой две, три, четыре специальности, и желательно из тех, которым обучиться можно достаточно быстро. И к которым есть духовная и телесная склонность. И половина из которых относятся к вечно востребованным. Высшей школе пора подумать о формировании образовательных пакетов. Сантехник, повар, журналист. Экономист, садовод, массажист. Юрист, охранник, танцор. Врач, литератор, почтальон.
Рассмотрим хотя бы один пакет в реалиях «Часа Быка».
Начну с любезной мне медицины. Министр Скворцова недавно заявила: численность врачей в системе российского здравоохранения ежегодно сокращается на десять (!) процентов. Легко прикинуть, сколько потребуется времени, чтобы врачи больниц для бедных стали столь же редкими, как динозавры, и в каком году увидеть их можно будет разве в кино. С другой стороны, конкурс в медицинские вузы в этом году побил все рекорды. Парадокс? Но дело в том, что многие сегодняшние студенты и не собираются идти ни в поликлиники, ни в стационары, а учатся про запас, на чёрный день, в пакет. Вдруг и пригодится. Долго учиться? А на то и молодость. Студенческие годы — это будущая специальность во-вторых, даже в-третьих, а во-первых это образ жизни, круг общения, способ времяпрепровождения.
Литератор — специальность номер два. Не обязательно попасть в Чеховы или Конан-Дойли, хотя метить нужно обязательно. На крайний случай сгодится и рекламные комменты писать на форумах, хвалить товар заказчика и ругать товар конкурента. Товара сегодня много: автомобили, политики, яблоки. В Москве, говорят, по восемьдесят рублей за коммент платят, в Питере — десятку, а в Гвазде и рублик деньги.
И, наконец, почтальоны. Сейчас эта профессия медленно агонизирует. Как-то не так давно увидел в ящике квиток: нужно было получить заказную бандероль, авторские экземпляры журнала с повестью. Прежде-то бандерольку приносил почтальон, стучался в дверь и выдавал под расписку, а теперь приходится идти на почту. Там народу много, а в окошечке одна личность на всё про всё. Говорит, мол, не идут люди на почту работать. После выплаты прежнему начальнику почты выходного пособия денег почтальонам не осталось. И стоял я часа три, то есть не стоял, а, заняв очередь, гулял по окрестностям. Получил…
Но если платят мало, а вакансий много — это всё же шанс. В критической ситуации Марина Цветаева просила место судомойки в столовой. И у кого просила — у своих же собратьев-писателей и просила. Потому и случилось то, что случилось. А попроси она в Елабуге место почтальона взамен призванного на фронт мужчины — как знать, может быть, российская словесность пошла бы совсем по другому пути.