Все понемногу становятся айтишниками в своей профессии. Производство обуви и одежды — очень хороший пример того, как с помощью ИТ целая отрасль возвращается к своему изначальному состоянию на новом качественном уровне. До XIX века фабричного производства в этой отрасли не было. Существовали сапожники и портные, шившие обувь и одежду на заказ. Потом произошла индустриализация, и весь XX век мы мучились в магазинах в попытках подобрать нужный размер и цвет из того, что огромные фабрики пошили по стандартным лекалам. Имели плоскостопие, кучу проблем при взгляде в зеркало и быстро развивающуюся ортопедическую индустрию.
Сегодня с помощью ИТ изготовление обуви и одежды вновь становится индивидуальным процессом. Когда вы заходите на сайт онлайнового магазина, вам уже не предлагают самому подобрать размер, а анализируют индивидуальные особенности фигуры и предлагают помощь в его подборе.
Далее следует выбор из десятков (тысяч) видов материалов, тканей, застёжек и пуговиц, сохранение истории заказов и всё бόльшая персонализация сервиса при каждом следующем посещении, опциональное оповещение о выходе новой коллекции и — если у вас высокий профиль социального влияния — участие в её формировании. Любая профессия должна втянуть в себя эти технологии. Не овладевшие ими представители профессий не выдержат конкуренции.
— Вряд ли туроператоры смогут встроиться в современные парадигмы. С точки зрения booking.com они не нужны.
— Кому-то уже не нужны, кому-то ещё требуются. Как потребитель я хочу покупать услугу целиком и получать персонализированные предложения, основанные на глубоком интеллектуальном проникновении в мои предпочтения. Что-то из этого уже можно автоматизировать, но многое ещё требует ручного труда человека.
К примеру, я хочу приехать в Вену на полдня и провести время интересно. Если искать экскурсовода на месте через туристические сервисы вроде booking.com, это может потребовать неопределённого времени, и вероятность положительного результата точно меньше единицы. Потребитель ленив, а предоставляющие услуги туроператоры должны думать за него.
К примеру, если я задержался в городе ещё на день, то хорошо бы на вечер предложить мне какое-то развлечение или просто приятный ужин. В действительности же, зарезервировав прошлым летом на одну ночь апартаменты в Вероне во время оперного фестиваля, билет на оперу «Риголетто» я покупал сам. Ни один гостиничный сервис пока не анализирует мои предпочтения настолько глубоко, чтобы предложить билет и тем более выбрать место в зале.
— Все эти изменения приводят к исчезновению одних профессий и появлению других?
— Остающаяся потребность в ручных манипуляциях не отменяет процесса отмирания некоторых профессий, но от чего пока нельзя избавить человека при помощи любых технологий — так это от его телесности. Он всегда находится в конкретное время в конкретном месте и занят каким-то конкретным делом. Всё, что должны сделать технологии и стоящие за ними люди, — это выстроить вокруг человека среду, привязанную к его физическому присутствию. Тогда в любое время нам будет доступен удобный способ получить нужный товар, услугу или выполнить необходимую работу.
— К чему ещё с точки зрения бизнеса приведёт рост вычислений?
— Он приведёт к тому, что будут ломаться привычные границы отраслей. Операторы связи сейчас станут поставщиками универсальных дата-сервисов и финансовых сервисов для своих абонентов. В отрасли телекоммуникаций клиенты всё меньше платят за саму связь и всё больше за то, что с помощью этой связи можно сделать.
Соответственно, из отрасли управления электрическими сигналами, телекоммуникации уходят в глубь инфраструктуры. Отношение к ним уже идентично восприятию автодорог. Их сделали один раз, и они должны обеспечивать возможность отправить или получить контент либо пообщаться с кем-то. Платят за это, а не за то, что кто-то зубами сжимает провода или ремонтирует ямы на дороге.
Таким образом, представители отрасли связи либо расширяют сферу интересов до уровня объединённых медиа- и финансовых сервисов, развивают телемедицину и другие актуальные направления, либо опускаются до уровня асфальтоукладчиков с соответствующей стоимостью активов и работ.
Интеллектуальные системы, такие как IBM Watson, уже освобождают от рутинной работы множество людей в медицине. Например, они берут на себя измерение и предварительный анализ количественных показателей состояния пациента: артериального давления, частоты сердечных сокращений, температуры, уровня сахара и других.
На изменения каждого параметра заложены алгоритмы стандартного поведения. В России есть проект «НормаСахар» (NormaSugar.ru). Это всего лишь платформа, по которой перетекает информация от пациентов к врачам и обратно. Всё, что ей требуется от ИТ, — это обеспечение достоверности при идентификации больного и сопоставлении его данных с ответом врача-консультанта. Всё остальное базируется на лицензии обычной частной клиники и апробированной методике помощи больным диабетом.
— Как вы считаете, в медицине ИТ могут вызвать ещё бόльшую революцию?
— В медицине профессионал (врач) принимает на себя ответственность за диагностические заключения и лечебные назначения. Пациент, может, и верит больше компьютеру, но в качестве контрагента хочет видеть человека.
Семь лет назад вопросы управления информацией касались узкопрофессионального общества ИТ. Сегодня — любой профессии. Нужно понимать, что появляется целый пласт отраслей, базирующихся на том, что нужно обеспечить наличие всего массива технологических изменений в точке присутствия потребителя.
Считаю, что на некоторое время появится целый слой бизнесов, которые будут заменять типовые решения персонализированными. Например, мини-фабрика 3D-печати местного уровня заменит магазин бижутерии, инвентаря, мебели и бытовой техники, обуви и одежды.
— Какое влияние все это может оказать на образование?
— Время показало, что для проникновения технологической базы в образование требуется время — и всё изменяется радикально.
Чем было образование до Гутенберга? Глубоко интимным, межличностным процессом: мастер обучал подмастерье. Университетское образование в это время было практически тем же самым. Студента обучал конкретный профессор, к которому приходилось ехать через пол-Европы. Соответственно, оплата обучения была производной от времени, которое профессор с тобой провёл. Чем больше учеников — тем больше капитализация.
С появлением книгопечатания (а это, без сомнения, вторая ИТ-революция в истории) образование получило отчуждённый, обезличенный характер. Человек стал обращаться не к конкретному профессору, а к образовательному материалу. И платить он стал за книгу, за презентацию, за набор бизнес-кейсов — то есть за доступ к этому обезличенному материалу. И чем лучше материал — тем больше тираж, тем выше капитализация. Ограничение личного времени перестало работать. Но остался ограничитель места.
Наиболее продвинутые университеты сегодня поняли, что и этот механизм капитализации тоже перестал работать. После того как появился механизм неконтролируемого тиражирования знаний при помощи цифровых технологий, монополия на контент перестала работать. И такие университеты, как MIT, выложили материалы своих учебных курсов в открытый доступ.
— Иначе говоря, исчез ограничитель места?
— Да, и ценность образования опять вернулась на уровень персональных отношений. Правда, преподаватель не обязательно должен быть с тобой в одном и том же месте: вполне достаточно получить менторскую сессию по «Скайпу». Снова будет продаваться время специалистов. Но очень особенных — тех, кто может тебя наилучшим образом обучить и показать, где эти знания лежат, выстроить из ступенек лестницу и провести по ней.