Патриотизм нужно изучать на статистически достоверных массивах данных. Специалистам. Для закрытых рекомендаций. Искать связь с уровнем дохода, должностью, образованием, числом виденных стран, степенью владения языками (включая родной), весом прочитанных книг, протяжённостью спетых песен, пищевым рационом, семейным положением… Вот британские учёные много лет исследовали проблемы алкоголизма в России, собрали колоссальный материал — и теперь утверждают на строго научной основе: те, кто выпивает три бутылки водки в неделю или больше, болеют чаще, чем те, кто пьёт мало или вовсе не пьёт. Исследования продолжаются. Снимаю шляпу.
Но что делать, если нет ни грантов, ни разрешения начальства, а есть лишь толстая, хорошо зачитанная книга и диван? Поневоле приходится обходиться тем, что есть. Если бы подпоручика Дуба лишили денщика, разжаловали в рядовые и перевели в солдатский вагон, остался бы он патриотом?
Не стану утверждать, что вопрос этот не даёт мне уснуть. Засыпаю, ещё как засыпаю, стоит только представить теплушку, солдат вокруг печурки, ведущих неторопливый разговор под перестук колёс: «В сиротском доме, что напротив трактира Кржмирчека, директриса поселила своих родственников, а родственников у неё тьма-тмущая, двоюродные и троюродные братья, племянники, тётка, всего девять душ, и очень прожорливых душ. Объедали они сироток, воровали распашонки, соски, стулья, что под руку подвернётся, и несли в трактир. В общем, ни в чем себе не отказывали. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но однажды пришёл в сиротский дом пожарный инспектор…». Но перед тем, как заснуть, думаю: стал бы рядовой Дуб увещевать однополчан, что-де не нужно нагнетать негатив, что все как один обязаны сплотиться вокруг государя Франца Иосифа, а тот, кто сеет сомнения или скалит зубы во дни всенародной битвы за славу Империи, должен быть немедленно повешен? Или Дуб промолчит, но наутро напишет рапорт замполиту, в котором списком укажет и сомневающихся, и зубоскалов, и тех, кто молча, но сочувственно внимал первым и вторым?
Иначе говоря, обусловлен ли патриотизм Дуба положением подпоручика на иерархической лестнице — или же это состояние глубинное, порождение первых лет жизни, на уровне приобретённого инстинкта? Или даже врождённого?
Собственно, кто он, подпоручик Дуб? Учитель-словесник. В России учитель русского языка и литературы — образованный пролетарий, вынужденный продавать свой труд по тарифу, установленному государством. Средствами производства не владеет. Сделаем поправку на то, что Австро-Венгрия столетней давности не современная Россия. Получим полупролетария. И чин у Дуба невелик, лейтенант пехоты. Судьба пехотных лейтенантов известна: на поле боя они гибнут столь же часто, сколь и рядовые. Может, Дуб стремится пробраться в штаб батальона? Всё-таки метров на триста, на четыреста дальше от передней лини окопов. Это для штатского человека мало, а на передовой и сто метров — какой-никакой, а тыл. Но прямых указаний на подобные поползновения Гашек не даёт; напротив, командир батальона капитан Сагнер планирует при первом удобном случае послать Дуба за проволочные заграждения офицером-разведчиком. Учитывая профессиональную подготовку Дуба, результат предсказуем: либо плен, либо гибель.
В плен чехи сдавались охотно и часто, тем и были знамениты среди австрийцев и германцев. Тот же Гашек мало что в плен попал, он и в чешскую дружину завербовался — ту, из которой вырос Первый чехословацкий стрелковый полк имени Яна Гуса, развернувшийся в Чехословацкую стрелковую бригаду, обернувшуюся Чехословацким Корпусом. Это не просто плен, это куда большее — воевать против своего императора за императора чужого.
И Гашек проделал все эти эволюции. А подпоручик Дуб? Стал бы он искать случая сдаться в плен по паролю «Здравствуйте, русские братья, мы братья-чехи, мы нет австрийцы»?
Вряд ли. Не представляю. С чего бы Дубу менять одного императора на другого? Не так он воспитан, не так он мыслит. То есть в плен-то он, скорее всего, попал бы, куда ему деться за линией проволочных заграждений, но попал бы вынужденно, а не добровольно. А в плену? Пошёл бы он на вербовочный пункт с заявлением «Прошу принять меня в ряды борцов за свободу Чехии»? И это вряд ли. Хотя… Трудно сказать, кто как поведёт себя в сложной ситуации. И о себе-то ничегошеньки не знаешь, куда другим диктовать. Но всё-таки, пусть и с риском ошибиться, предположить можно: человек ищет возможности выжить. И платит ту цену, которую ему называют. Или обещает заплатить. Или расплачивается, но фальшивыми купюрами.
Если есть к тому навыки. Но есть ли подобные навыки у подпоручика Дуба? Русский плен со знанием дела описал Карел Ванек, продолживший, по просьбе издателя, повествование о бравом солдате Швейке. Пленные в России жили скудновато. Почти как колхозники в тридцатые годы. И мясо не каждый день, и баня только по субботам. После Праги не сахар, конечно. Но выжить в плену было куда больше шансов, нежели на фронте. Так что даже со шкурной точки зрения вступать в добровольческий чехословацкий полк — затея не самая здоровая.
Правда, если только вступить, без участия в реальных боевых действиях… О Гашеке всякое пишут. То он был только пропагандистом, агитировал чехов плюнуть на присягу и примерить русскую шинель, то воевал, и воевал храбро, даже вроде бы Георгиевский крест получил. Последующие события взбаламутили море истории, и без того не слишком прозрачное, и точного ответа мы не знаем, да нам и нет нужды знать. Главное-то известно: Чехословацкий Корпус Гашек тоже оставил, став большевиком, а следовательно, интернационалистом. И, будучи интернационалистом, он сражался уже с Чехословацким Корпусом, а пером ли, штыком — опять же неважно. Подпоручика Дуба в рядах Красной Армии вообразить довольно сложно. Что делать имперскому патриоту среди большевиков?
Патриотизм есть любовь к отечеству, «одно из наиболее глубоких чувств, закреплённых веками и тысячелетиями обособленных отечеств» (Ленин В. И., ПСС, т. 37, с. 190). Но любовь — штука странная и проявляется тоже странно. Казалось бы, где Отечество, а где Сербия, Вьетнам, Ирак, Фолклендские острова? А ведь посылали, посылают и будут посылать воевать за тридевять земель, поскольку точно знают, что именно на Фолклендах и хранится заветный ларец с интересами отечества. Вернее, так: в ларце заяц, в зайце утка, в утке яйцо, а в яйце они, интересы. С другой стороны, на Фолкленды или в столь же чуждые места посылают и под лозунгами, патриотизму противоположными, а именно — во имя интернационального долга.
Используя дедуктивный метод, можно дойти до заключения: цель — послать, а предлоги годятся любые. Важно только, чтобы не было сомневающихся в праве одних провозглашать истины для других. В подпоручике Дубе главное, пожалуй, не то, что он патриот. Отличает подпоручика от других офицеров маршевого батальона девяносто первого полка то, что он не знает сомнений. Император Франц Иосиф правит империей шестьдесят шесть лет, и сомневаться, что он будет править ещё столько же, для верноподданного просто невозможно, как невозможно свиньям летать в облаках. Кто, если не он? Тем более что кронпринц Рудольф то ли сам застрелился, то ли его застрелила любовница, а племянник и наследник Франц Фердинанд пал от руки фанатика-одиночки. Никакой альтернативы.
И вдруг старый император умер, а его сменщик, несмотря на личную отвагу и здоровые амбиции, продержался недолго. Империя рассыпалась. Что делать вернувшемуся из плена подпоручику? Думаю, он вновь пошёл в школу преподавать, поскольку ничего другого не умеет. Теперь он задаёт сочинения на иные темы, нежели прежде. Но в душе, вероятно, сожалеет и о распавшейся империи, и о славном императоре, чью тень он видит на улицах Праги после пятой или шестой рюмки бехеровки, которую пьёт в одиночестве: окружной начальник и директор гимназии чураются Дуба, как отставшего от времени.
А Гашек написал великий роман. Как ему это удалось, не знает никто. Иногда совсем уже дикие мысли приходят в голову: быть может, мировая война случилась лишь для того, чтобы Швейк из рядового идиота рядовых довоенных рассказов превратился в фигуру эпическую. Но нет, вздор, совсем не понимаю.