Как я радовался, приобретая первый светодиодный фонарик. Так, верно, радовался Чичиков первой мёртвой душе. Я порой воображаю, как это случилось: дорога, холерный карантин, и вдруг у случайного попутчика, штабс-капитана Врублевского, умирает человек. И умирает-то вовсе не от холеры, а просто – напился до поросячьего образа, свалился в лужу, в ней же и захлебнулся. Кабы не карантин, неприятность, и только. А с карантином шутки плохи. К тому же штабс-капитану внимания к себе привлекать никак нельзя: то ли в полковую кассу руку запустил, то ли командирскую жену соблазнил, или, напротив, отверг, в общем, гонятся за ним полковые мстители, возжелав стреляться через платок.
А штабс-капитан не то, что через платок стреляться не хочет, он вообще сторонник все острые проблемы улаживать путём ожидания срока давности. Вот Чичиков и предложил обставить дело так, будто бы штабс-капитан продал ему своего человечка, ну, скажем, за пятьсот рублей ассигнациями (а в действительности наоборот, приплатил рублей пятьдесят), и тогда смерть эта капитана никак касаться не будет. Так и поступили. Ну, а уже потом Чичиков уверил кого нужно, что утонул в луже вовсе не его Петрушка, его Петрушка жив и здоров, утонул же какой-то неизвестный, скорее всего, беспачпортный бродяга, которому лучше бы беспачпортныйм бродягой и остаться. А иначе могут подумать, что через карантин ходит кто попало, тем самым нарушая предписания начальства. Позднее Чичиков придумал Петрушке и облик, и привычки – чтение всяческих книг, и даже неизбывный специфический запах, но это уже было потом. А поначалу он просто светился от радости.
И я светился. Даже и буквально. Ужо, думаю, начну жизнь совсем красивую. Кругом тьма, возгласы «куда идти», да «что делать?» – и здесь я с фонарем. То-то обрадую общество.
Признаюсь, к фонарикам у меня слабость с детских лет. С Кишинёва. Тогда ещё проводились затемнения, то есть учебная светомаскировка. У кого были плотные шторы, те особенно не переживали, но другие, в мирные вечера обходившиеся легкомысленными занавесочками, вынуждены были сидеть впотьмах. А как сидеть, если ждёт книга, выпрошенная на ночь «Аэлита» или «Собака Баскервилей». Керосиновая лампа считалась слишком яркой и светила во все стороны, в том числе и в окно на радость врагу, а вот китайский фонарик на цилиндрических, или, как их почему-то называли, круглых батарейках, был в самый раз. Особенно под одеялом.
Два минуса только было у фонарика: лампочки перегорали довольно быстро, а новые сумей, купи. И батарейки, кругло-цилиндрические, садились тоже быстро, и тоже сумей, купи. Кишинёв конца пятидесятых хоть и столичный город, но с товарами народного потребления случались перебои. Да и денег у дошкольника было, прямо скажу, мало, даром что читал «Собаку Баскервилей».
Потом я из кишиневских дошкольников перешёл в гваздевские школьники, воронежские студенты, тульские и тёпло-огарёвские начинающие врачи, воронежские врачи умеренно опытные – а с батарейками продолжало лихорадить. Да и с лампочками тож. Знающие люди советовали за батарейками ездить в Елец, но в предперестроечные годы предприятие это выглядело сомнительным.
И хотя давно уже нет желания ночь напролёт просидеть над новой книгой, разве что часов до двух, до трёх ночи, но фонарик для чтения – штука практически необходимая. Найти в темноте е-книжку, не наступив на собаку. Или гулять в темноте с собакой, не наступив на книжку. Или не на книжку. Иногда на такое наступишь, что – фу…
В общем, обрадовался я. При мощности светодиодов в один ватт аккумуляторов должно было хватать надолго, а уж самого фонарика – и говорить нечего. Пятьдесят тысяч часов. Да если по пять часов в день, к примеру, пользоваться, то на десять тысяч дней. Почти тридцать лет. Пожалуй, фонарик меня переживет.
Ага!
Я оказался много живучее фонарика. Штук двадцать уже пережил, или около того. То корпус рассыплется, то светодиод перейдёт в стробоскопический режим, а то и просто не загорается, и всё тут.
Должен признаться, что фонарики я покупаю недорогие, за тысячу рублей, а чаще рублей за двести или триста. Советовали купить настоящий, фирменный фонарик, за двести долларов, а не рублей, вон там, за углом, парень продаёт по пятницам, но двести долларов отдать за фонарик сразу мне жалко. Вот кусочками, по десять долларов – другое дело.
И я погрустнел. Опять обманулся в ожиданиях. А ведь пора бы и привыкнуть. Подвохи буквально каждые двадцать шагов, если не чаще. И ведь справляюсь с подвохами: кредитов под два процента в день не беру, деньги под сто процентов в год финансовой компании не несу, в офисные работники без всякого опыта, но с хорошей зарплатой, не устраиваюсь. А как хочется!
Но помню: вторая сигнальная система есть система введения в заблуждение. Потому должен бдить.
Сколько, помнится, встречал я панегириков книгам толстым и тонким. На века, мол, написаны! Никогда не забудем! Бесценный роман прозаика такого-то украсит сокровищницу мировой литературы! Не прошло и тридцати лет – забыли напрочь. И тонкие книги, и толстые. Стыдно вспоминать, хотя я ни хвалебных отзывов, ни, тем паче, величайших романов не писал. Достаточно того, что читал.
Некоторые из тех романов в девяностые годы спешно изъяли из библиотек. Теперь-то, полагаю, жалеют. Зряшный труд. Одни плохие книги списывать, другие покупать. Круговорот халтуры в природе, причём халтуры любого сорта: халтуры потребительской, халтуры творческой, халтуры политической. Всё сшито на живую нитку, но всё притворяется нерушимым, вечным и бесценным. Бесценная жизнь, пожизненная гарантия…
Впрочем, уже и не притворяется. На мобильнике честно пишут, что рассчитан на два года службы. В случае гибели человека во время прохождения службы в армии (работы у станка, выезда к больному), сколько получит семья в поддержку оставшимся? Вот столько и стоит бесценная наша жизнь.
Пора бы и привыкнуть к хрупкости обещаний. Нерушимые союзы, тысячелетние рейхи, единственно верные учения единственно верных учёных, универсальный пятновыводитель и планшетки, с помощью которых дети станут красой школы и надеждой человечества – всё это реклама, цель которой уговорить раскошелиться либо на старый товар, либо на новый. Либо же, если увернуться в силу определенных причин вы не можете, и парень за углом навяжет свой товар силой, создать впечатление, что вам невероятно повезло оказаться в нужное время на нужном углу, хотя из этого угла живым выбраться, возможно, и не получится. Но разве в этом дело?