В обыденном сознании подспудно живет мысль, что доминирование информационных процессов – того, что Норберт Винер назвал процессами управления – явление сравнительно недавнее. Связанное с приходом постиндустриального общества, с его ордами клерков, занятых в корпоративном, муниципальном и государственном управлении. А до этого мир жил сугубо материальными заботами, не придавая информационным процессам должного внимания. Но это совсем не так, и роль алгоритмов управления в жизни государств была осознана весьма давно, еще в классической древности.
И алгоритмы эти были весьма сложны. Классическая – инженерная – кибернетика может рассматриваться как наука об обратных связях. Чем сложнее управляемый объект, тем больше «петель регулирования» нужно для него. И вот еще в античности осознали необходимость формирования таких регуляторов. Осознали, и сумели применить их на практике. Давайте же посмотрим, как это происходило.
Науками и искусствами Западную цивилизацию одарила Древняя Греция. И был в жизни классической Эллады такой период, когда на первое место в ней вышла Ахайя, область на севере Пелопоннеса, со столицей в Патрах. Произошло это после смерти Александра Македонского, и истребительных междоусобных войн диадохов-наследников; войн, опустошивших Грецию куда сильнее, чем пылавшая более чем за столетие до этого Пелопоннесская война между Делосским и Лакедемонским союзами.
Богатую торговую Мегару, о которой мы говорили ранее («Война санкций и просто война: от Мегарской псефизмы до поставок ПО«), не впадая в афинское хитроумие торговых санкций, попросту громили и грабили македонские цари – сначала Деметрий I Полиоркет (πολι-ορκητής, полиоркет, и значит – осаждающий города), а затем его сын, Антигон II Гонат. В развалинах лежали знаменитый Аргос и ахейские Патры. Бушевал демографический кризис – самая деятельная часть граждан убывала на Восток, где в войнах диадохов рождались фантастические богатства.
Но войны утихли, как утихает исчерпавший горючее лесной пожар. Сквозь пепел былых великанов начали пробиваться ростки новой жизни, сплетаться между собой. И вот в 279 году до н.э. был организован το κοινον των Αχαιων – Ахейский союз. Отличался он от своих предшественников – союзов с центрами в Афинах и Спарте – демократичной, «сетевой» как бы мы сказали ныне, структурой. Там не было правящего полиса-гегемона. Центральные учреждения размещались в скромном Эгионе на берегу Коринфского залива.
Руководили Ахейским союзом народные собрания – собиравшийся дважды в год синод, и экстраординарный синклит – в которых могли участвовать все достигшие тридцатилетия граждане полисов Ахейского союза. А гражданство к этому времени стало более доступным, чем в классических Афинах – его давали чужеземцам-метекам, признавали за уроженцами из других городов…
Исполнительной властью были наделены стратег и десять дамиургов, составлявших коллегию при нем. Стратега избирали на год, с обязательным – не менее, чем годичным – перерывом. Чеканилась своя монета, была палата мер и весов. Собирались взносы в союзную казну, привлекались на службу воинские контингенты. Но Ахейский союз, в общем-то, был на редкость недорогим и эффективным государством, в результате чего и просуществовал почти полтора века, пока Греция не попала в орбиту политических амбиций Рима.
И вот тут на арену выходит Полибий (ок. 200 г. до н.э. – ок. 120 г. до н.э.), уроженец аркадийского Мегалополя; аристократ, сын стратега. Полибия в 169 году избирают гиппархом – начальником союзной конницы. В это же время – на фоне войн римлян с македонцами – он активно занимается дипломатией, пытаясь получить для своей родины статус союзника Рима, но тщетно. Дружить – как тысячелетия спустя сформулирует Макиавелли, и подтвердит теория игр – нужно со слабым против сильного; сильный тебя съест. Не по злобе – просто жизнь так устроена…
Так и вышло с Полибием. Он из дипломата превратился сначала в заложника, а потом и в пленника… Лишь по просьбе Эмилия Павла оставленного в Риме в качестве воспитателя сыновей последнего. И тут он входит в кружок Публия Корнелия Сципиона Младшего (ок. 185 г. до н.э. –129 г. до н.э.). Этот интеллектуал, которому предстояло уничтожить Карфаген, входил в семью, давшую Риму пару дюжин консулов, и традиционно являвшуюся союзниками рода Эмилия Павла. В свите Сципиона Полибий путешествует, употребляет свое влияние для освобождения оставшихся в живых ахейцев…
И – привнеся в кружок Сципиона эллинистическую философию – Полибий становится горячим сторонником Рима. (Ну, сейчас бы сказали – «Стокгольмский синдром»…) И – создает уникальную политическую теорию, учение о смешанном государстве. (Учение, небезынтересное и ныне, в век кибернетики.) Образцом которого Полибий считал Римскую республику. Из судьбы которой пытался извлечь уроки для читателей, о чем и говорил в шестой книге своей «Истории».
«…читатели составленной мною истории извлекут из нее прекраснейшие и полезнейшие уроки тогда только, когда узнают и поймут, каким образом и силой каких государственных учреждений римляне в течение неполных пятидесяти трех лет покорили почти всю обитаемую землю и подчинили ее своему безраздельному владычеству: раньше не было ведь ничего подобного. »
То есть Полибий исходит из главнейшего критерия истинности – из практики. Из успешного завоевания Римом власти над Средиземноморьем. И в чем же он усматривал причины этой успешности? Не из какого-то благоволения судьбы римлянам – он подробно говорил и о том, «Как велика превратность судьбы римлян…». Нет, причины успеха он усматривал в способности реагировать на несчастья. То есть – в тех самых обратных связях, которые тысячелетия спустя лягут в основу техники автоматического управления.
А связи эти по Полибию должны были реализовываться в структурах государственного управления. Схемах регулятора, как бы мы сказали сейчас. И вот тут-то Полибий и формулирует свое учение о смешанном государстве. О регуляторе, сочетающем достоинства и монархии, и аристократии, и демократии… (Ну, те, кому читали ТАР, ПИД-регуляторы – сочетающие достоинства пропорциональных,интегральных и дифференциальных регуляторов – проходили?)
Так и Полибий, задолго до кибернетики, сформулировал достоинства римской Res Publica, сочетающего преимущества царской (консулы), аристократического (сенат) и демократического (комиции) государства. Давайте посмотрим на нее «по инженерному». Что такое царская власть – это, практически, «управление по разомкнутому контуру». Отличающееся наилучшей динамикой, возможностью скорейшей реакции на меняющуюся ситуацию. Но и способную наворотить максимум ошибок, от которых ее никто не страхует, свалиться в тиранию – обратных связей-то нет. (Ну, если не считать таковыми меч преторианца или табакерку гвардейца…)
А вот власть демократическая. Она наиболее устойчива, ибо распределена по народу. Но попробуйте-ка собрать соседей по подъезду для решения какого-либо вопроса жизненно важного. Получилось?.. Вот-вот. (А речь ведь идет о собственниках жилья. А ведь современные демократии норовят дать право голоса даже БОМЖам…) То есть структура, обеспечивающая максимальную устойчивость в высшей степени инерционна… (А еще тяга к энтропийным решениям, «отнять все и поделить» – древние знали это под именем охлократии)
Так что требуется фильтр, с одной стороны ограничивающий динамику монарха, и пресекающий энтропийные решения. В Риме таковым был Сенат, аристократический элемент управления. Сам по себе он норовит, выйдя из под контроля, учинить олигархию, захапывая в добавок к власти еще и собственность. Но в нормально функционирующей системе он нужен и полезен… И вот эту-то роль правильно организованного управления и сформулировал Полибий. Не слепой удачи, не неких неземных достоинств отдельных людей (культ героев, основателей государств, родом из Эллады). Алгоритмов управления!
Потом учение Полибия разовьет Цицерон в своем диалоге De re publica – «Об общих вещах». Потом им будут – по разному и с разной степенью успеха – руководствоваться политики-практики эпохи заката Римской республики: Марий и Сулла, Помпей и Цезарь, сам победитель Катилины… Ну а нам стоит запомнить, что более двух тысяч лет назад ахейский аристократ показал, что процветание или гибель государств зависит не от прихотей Фортуны или достоинств государственных мужей, но преимущественно от алгоритмов управления, сугубо кибернетических вещей!