В истории бунта против машин — луддизма — больше выдумок, чем правды. Начиная прямо с самого Неда Лудда, который никогда не был «Вождём сопротивления», а лишь недалёким деревенским парнем, действовавшим по наущению или на спор. Что ещё важней, луддиты не собирались изничтожить машины. Они лишь пытались надавить на фабрикантов, чтобы выбить для себя хорошо оплачиваемые места. Машины «оскорбили» их: не просто отобрали работу, а сделали возможным использование на тех же должностях менее квалифицированной рабсилы.
С неолуддитами, появившимися полтора столетия спустя, ситуация ещё хуже: у них самих в головах каша из недоверия к сложной технике, недовольства консьюмеризмом, экологией, глобализацией и пр. и пр. Короче говоря, чем дальше, тем глубже утопает оригинальная идея в измышлениях. Луддит превратился в персонажа, над которым смеются. Историческое чучело, чудак, чудик.
Однако в последние несколько лет ситуация неожиданно и кардинально изменилась. Процессы, наблюдаемые в экономике и технике, позволяют предположить, что уже в ближайшем будущем идея луддизма выкристаллизуется из мусора, который на неё набросали, и соберёт больше сторонников, чем у неё когда-либо было. И вот тогда смеяться над луддитами перестанут. Их будут ненавидеть и бояться — животным страхом, как боялись когда-то (пусть выдуманного!) Генерала Лудда.
Центральный вопрос луддизма: действительно ли машины отбирают у человека рабочие места? Ответ на него не так очевиден, как кажется. Нет, в том, что касается XIX столетия, сомнений нет: автоматические станки вроде бы должны были оставить Лудда и его последователей без работы и, следовательно, средств к существованию — однако мы знаем, что массового голода по причине исчезновения нужды в человеческих руках ни в Европе, ни в Соединённых Штатах не зафиксировано. Работа нашлась для всех, просто жертвам машин пришлось переквалифицироваться. Таким образом первая волна автоматизации ручного труда не привела к уменьшению занятости — и с этим сегодня согласны почти все учёные.
Но уже в отношении второй половины XX века и особенно наших дней те же учёные не так единодушны. Есть осторожное мнение, что в технике и технологиях произошла некая принципиальная перемена, благодаря которой старые рабочие места теперь уничтожаются быстрее, чем создаются новые.
Двести лет назад машины смогли заменить человека на должностях, требовавших приложения грубой физической силы или совершения тривиальных повторяющихся действий. В начале века XXI успехи цифровой техники позволили автоматам сделать качественный шаг вперёд: теперь автоматы с элементами искусственного интеллекта подменяют человека и там, где требуется творческое начало. Машины пишут новости, водят автомобили, ставят диагнозы. В результате под ударом оказался тот самый спасительный слой профессий, который в своё время выручил сверстников Неда Лудда.
Подтверждением — статистика рынка труда: в Соединённых Штатах, например, средняя заработная плата последнее десятилетие остаётся на месте, а количество трудоспособных мужчин, сидящих без работы, находится на полувековом максимуме. Конечно, объяснения можно предложить и другие, но по крайней мере часть экспертов склонна винить в происходящем успехи ИТ и автоматизации.
Но если так, что делать людям, попавшим «под замену» машиной? Чем заняться водителю такси, заменённому автоматическим гуглокаром? Чем — врачу, которого заменил айбиэмовский Watson? Чего ходить далеко, спросите себя — что будете делать лично вы, когда ваша профессия будет полностью или частично освоена автоматами?
Ответ как будто очевиден, но это опять-таки обманчивая простота: да, исторический опыт подсказывает, что необходимо повысить квалификацию (встать «над» машинами, управлять ими) или выучиться другому ремеслу. Но статистика с беспощадной точностью свидетельствует, что публика в тех же Штатах отчего-то за новыми знаниями не торопится.
Если граждане США в возрасте за 50 входят в число самых квалифицированных работников из благополучных стран, то молодое поколение демонстрирует лишь средненький (и ниже) уровень профобразованности. Обленились, заелись? Возможно. А может быть дело в том, что повышать квалификацию более нет смысла — ведь новых рабочих мест тоже нет! Старые места занимаются машинами, новые не создаются.
Мы отличаемся от публики XIX века, мы понимаем: пытаться остановить развитие техники и технологий глупо. Но ответа на вопрос «что делать» точно так же дать не в состоянии. Контролировать рождаемость? Строить социализм? Ввести всеобщее обязательное высшее образование? Бог знает! Утверждать можно только одно: долго мы в таком подвешенном состоянии не протянем. Сидеть без работы и без денег бесконечно люди не станут. А значит, стоит ждать появления истинных луддитов.
Истинных — в том смысле, что, в отличие от предшественников, они не станут шантажировать работодателей ради лучших мест (ведь их всё равно нет!), не станут распылять усилия на борьбу за охрану окружающей среды, антиглобализацию и прочую ерунду. Они будут равняться на прозрачно чистую, максимально простую идею, ещё двадцать лет назад сформулированную человеком, который наверняка станет их иконой, новым Генералом Луддом. Я говорю про американского гения математики и терроризма Теодора Качински, отбывающего сейчас без права на помилование восемь пожизненных сроков за убийство трёх и увечие двадцати трёх человек.
Качински, более известный как Унабомбер, в своём фундаментальном труде «Индустриальное общество и его будущее» сказал прямо: промышленная революция — это катастрофа человеческой расы. И, поскольку человек слаб и не в силах отказаться от технологий сам, необходимо заставить его сделать это.
Значит, насилие, насилие и ещё раз насилие. До тех пор, пока общество не поймёт, что право на труд — привилегия человека. Не машины.
P.S. В качестве иллюстраций использованы кадры из к/ф «Automata». Потрясающая лента с фантастическими ассоциациями — уровня «Нирваны», «Матрицы», «Тринадцатого этажа».
P.P.S. Буквально несколько дней спустя не кто иной, как Билл Гейтс, озвучит тот же мрачный сценарий, выступая перед экономистами. «Через 20 лет софтверные субституты значительно уменьшат потребность в живых работниках — и я не думаю, что многие сейчас это понимают».