В первом издании Большой Советской Энциклопедии статьи «НАУКА» не было. Сорок первый том, вышедший в 1939 году, давал вместо полноценного материала отсылку к статье «Теория». Ну а «ТЕОРИЯ (греч.—theoria) ,» понималась, как «учение, система руководящих идей той или иной отрасли знания, логическое обобщение, дающее единое научное объяснение обширной области закономерностей природы и общества». Таким, весьма ограниченным, было место науки в индустриальном обществе – даже невзрачное созвездие «НАУГОЛЬНИК» статьи удостоилось, а «НАУКА» – нет.
А вот в томе 29 второго издания Большой Советской Энциклопедии «НАУКА» удостоилась объемистой статьи. Иначе быть не могло – теории, объясняющие источники энергии звезд, пригодились при создании испытанной годом раньше РДС-6. А уж третье издание БСЭ в соответствующей статье рассуждало о «большой науке». Не умалчивало оно и о том, что «НАУКА как социальный институт становится важнейшим фактором социально-экономического потенциала, требует растущих затрат, в силу чего политика в области НАУКА превращается в одну из ведущих сфер социального управления».
Роль науки из вменяемых людей нынче оспаривать не сможет никто. Мудрые правители КНДР из славной династии Кимов (журнал «Корея» издревле составлял любимое чтение советского студенчества…) благоденствуют, благодаря скромным, но достойным успехам в ядерной физике. А вот не державшие под подушкой пять томов Смирнова и десять томов Ландау-Лифшица Саддам Хуссейн и Муамар Каддафи конец жизни встретили раньше, чем рассчитывали, да еще и в некомфортных условиях…
Да и для экономики развитие наук полезно. Вот Южная Корея, обладающая огромным количеством бытовых высокотехнологических брендов – от мобильных телефонов до автомобилей. Ее путь в хайтек опирался на развитие собственной науки – и за нулевые годы нынешнего века количество публикуемых ею научных статей возросло в полтора раза.
А наука ведь оформилась в социальный институт именно благодаря возникновению как научных обществ, так и научных журналов. До этого существовали лишь отдельные мудрецы, связанные неформальными отношениями. А превращение науки в социальный институт произошло лишь в результате институализации. Ну а количество статей в рецензируемых журналах – один из эффективнейших индикаторов состояния дел в науке. Результативности и эффективности ее работы.
И вот давайте посмотрим, как обстояло дело с наукой в нулевые годы двадцать первого века. Годы эти были, видимо, в истории нашей страны самыми благополучными и сытыми как минимум за век, а может и за всю ее историю. Ну, поглядите, хотя бы на количество автомобилей вокруг. Мэр города, продавивший через легислатуру перевод парковки на улицах в платную, 36 рубликов час, предвкушает приток средств в городскую казну. А вот продавщицы, привыкшие приезжать на работу на своих машинах, предаются горестным ламентациям… Это неверно – ведь «мы стали более лучшие одеваться»!
Но как оно обстоит дело с наукой? Какая там политика была в области науки, которая считалась (ну, как минимум, на словах…) одной из важнейших сфер социального управления? Давайте посмотрим на местную науку по методике «черного ящика», самой что ни на есть кибернетической. То есть – посмотрим, что у науки на входе, и что на выходе. Точнее, что у нее на выходе. То бишь – как обстоит дело с научными публикациями.
И вот такую возможность дает нам National Science Foundation, NSF, Национальный научный фонд – специализированное агентство при правительстве США, занимающееся раздачей грантов на развитие наук и технологий. А для того, чтобы гранты эти не уходили впустую, Национальный научный фонд вынужден внимательно отслеживать происходящее в научной области, и в более-менее понятной форме рассказывать об этом налогоплательщикам, на деньги которых наука и развивается (сэр Генри Кавендиш, обедавший скромной бараньей ногой, а состояние тративший на науку и благотворительность, остался в прошлом…).
Ну а для этого National Science Foundation приходится присматривать и за тем, как во всяких других странах дело обстоит с Academic Research and Development, со всякими там НИРами. И, собрав и обработав данные, представляет их вниманию общественности. Дело это достаточно долгое – в последнем доступном отчете за 2014 год, приведены данные по публикациям в рецензируемых журналах за 2011 год. Но данные и эти очень забавны и поучительны.
Вот, например, как выглядит публикация научно-технических статей по всем отраслям и по всем странам, 2001 и 2011 годы. За это время годичное количество публикаций возросло с 629386 до 827705, прибавляя в среднем 2.8% в год. Ну а на первом месте и в начале тысячелетия, и в начале второй декады двадцать первого века были и остаются США, 190597 и 212394 статей соответственно. Но вот темпы роста только 1.1%, существенно ниже среднемировых.
А как обстоят дела с наукой в группе стран BRIC? В группе этой – за одним исключением – дела обстоят очень и очень хорошо. Ну, вот Китайская Народная Республика. Она более чем учетверила число научных публикаций, с 21134 до 89894, и вышла в 2011 году на второе место в мире. Среднегодовой прирост научного урожая в Поднебесной – 15.6%. Более, чем удвоила число научных работ – с 10801 по 22480 — гигантская Индия, прираставшая темпом 7.6%. Она находилась в 2011 году на одиннадцатом месте.
Но вот Бразилии удвоить число научных статей не удалось, хоть и лишь чуть-чуть. Она прирастала темпом 6,4% в год, с 7052 по 13148 работ в год, что обеспечило ей шестнадцатое место в рейтинге. Учитывая краевые условия, это стоит считать значительным успехом, как и развитие науки во всех странах БРИК. Правда, повторимся, с одним исключением…
Исключение это называется Российская Федерация. Наша страна в самые благополучные для ее экономики годы (опять повторимся – возможно, самые благополучные за всю тысячелетнюю историю!) ухитрилась ни больше, ни меньше, чем сократить число научных работ с 15658 в 2001 году до 14151 в весьма зажиточном и успешном для экономики России 2011 году. На фоне растущего ВВП число научных публикаций сокращалось на один процент в год. Такая вот потеха…
Более быстрыми темпами из ведущих в сфере науки пятидесяти стран просаживались только две страны. Лидировала в этом грустном рейтинге Украина, сократившая число научных работ с 2239 в 2001 году до 1727 в 2011 году. Падение с темпом в 2,6% в год. Которое не списать на агрессию Кремля, как, впрочем, и Кремль не может объяснить сокращение наук интригами Белого Дома и Брюсселя – речь-то идет о «докрымской» эпохе… В которую деградация былого технологического наследия на постсоветском пространстве шла полным ходом, а наличие углеводородов лишь слегка парашютировало ее.
Таков уж мир наук и технологий – чтобы оставаться на месте нужно бежать изо всех сил. А еще лучше так, как бегут Китай континентальный, и Китай островной – Тайвань-то умножил число публикаций с 7912 до 14809, прибавляя по 6,5% в среднем, что и позволило ему, обогнав Россию, выйти на четырнадцатое место. Это пообиднее будет, чем проигрывать занимающему тринадцатое место королевству Нидерланды, куда еще государь Петр Алексеевич ездил стажироваться в плотницком ремесле…
А вот японцы – сползшие со второго на третье место, уменьшив число публикаций с 56082 до 47106, падая еще быстрее нас, на 1,7% в год, похоже подустали… Впрочем, говорить что-то об этой загадочной стране трудно. А вот радует Иран – у наследников древней и достойной (вспомним, хотя бы, Хайяма…) персидской цивилизации были высочайшие темпы прироста научных работ, 23 процента годовых, что позволило почти увосьмерить публикации, с 1035 до 8176. Темпом 16,3% прирастал Пакистан, 16% роста обеспечила Малайзия, удвоила показатели стоящая на девятнадцатом месте Турция – это я для исламофобов специально…
12,2% дает Таиланд, 11,2% Тунис, 10,2% – Саудовская Аравия. Неожиданно, не правда ли… Особенно на фоне разговоров о неких скрытых достоинствах некоей особо духовной цивилизации… Которые, правда, почему-то ну никак не хотят проявляться в фиксируемых скучной наукометрией статистике научных работ, и гарантированно исключают при сколь угодно низком курсе рубля высокотехнологический путь развития да и просто поддержания унаследованного потенциала.