Мольеровский господин Журден не знал, что изъясняется прозой. Классическая деревня, в которой еще в начале этого века проживало большинство человечества, отнюдь не подозревала, что лучше всего ее описывает концепция машин фон Неймана. Ныне так принято называть самовоспроизводящиеся машины – и не беда, что сам фон Нейман описал лишь довольно абстрактные клеточные автоматы (русский перевод в Дж. фон Нейман, Теория самовоспроизводящихся автоматов. М.: «Мир», 1971), коллективное бессознательное доделало остальное.
То есть – самым главным признаком традиционной деревни являлось не то, что она занимается земледелием. Ученик мудрейшего Сократа Ксенофонт в своем Οἰκονομικός, «Домострое», рекомендовал гражданам изучать «технику земледелия», как основу хозяйства. Только вот Афины – с ее развитым сельским хозяйством – не были деревней. И не только потому, что собственники участков жили в стенах города. Вино, масло и оливки, хоть и давались Деметрой, но не обеспечивали прокормления граждан и прочего населения.
Их надо было отвести к скифам, и обменять там на зерно. (Забавно в плане восстановления российского хлебного экспорта, не правда ли…) То есть – сельское хозяйство классических Афин было лишь элементом в довольно сложном хозяйственном механизме. И благополучие тех, кто занят в нем, зависело от функционирования этого механизма. Кстати, очень похоже, что так было и десятком веков раньше времени Сократа, Ксенофонта и Перикла…
Минойская и микенская культуры, если верить стандартным интерпретациям археологических памятников, рассыпались крайне быстро. Можно сколько угодно рассуждать об извержениях, наводнениях и вторжениях… Но лучше вспомнить, что в теории систем всегда делается выбор между эффективностью и устойчивостью. Пленительная роспись дворцов Крита и грозное величие оборонительных сооружений Микен говорит нам, что их хозяйство было эффективным – иначе не получишь прибавочного продукта, необходимого для поддержания искусств и оборонительных программ.
А за эффективность это неизбежно было уплачено устойчивостью, стоило по какой-то причине нарушиться взаимодействию хозяйственного механизма, как неизбежно происходило резкое падение эффективности хозяйства, резкое уменьшение численности населения, и бегство уцелевших в считавшиеся до сей поры непрестижными регионы…Интересно бы было посмотреть на математическую модель Кризиса Бронзового века – хотя бы на таком же уровне, как моделировали Пелопоннесскую войну. («Как алгеброй поверили историю Пелопоннесской войны»)
А вот традиционная деревня с ее натуральным хозяйством, поразительно устойчива. Все нужное для ее быта производится в ближайших окрестностях. Свой хлеб, запасенный в виде зерна. Свое молоко, запасенное в виде сыра. Изредка своя убоина, консервируемая копчением – соль-то во многих местах была крайне редка, да и потом ее норовили обложить налогом. Свое домотканая ткань, своей выделки кожи – да, конечно, солей хрома для дубления не было, но деготь позволял получать непромокаемую юфть, и ныне идеально подходящую для охотничьей обуви. Была посуда от своего гончара, были кое-какие инструменты от местных кузнецов…
Все свое. Можно реплицироваться из поколения в поколение. Можно заселять соседние земли. Прямо как клеточные автоматы фон Неймана – желающие наглядности могут обратиться к компьютерной игре «Жизнь». Триумф устойчивости. Нет, устойчивости, конечно, относительной – неурожай там три года подряд, или чума какая, население выкашивали. Но – менялась только численность популяции. Материальная культура сохранялась, и стоило беде минуть, «машины фон Неймана» опять вступали в работу. Причем по Броделю после мора население довольно вольготно жило на освободившихся землях…
Только вот какая беда – за эту фантастическую устойчивость приходилось платить. Платить эффективностью. Это сейчас экономисты – даже не историки, историкам не хватает документов и памятников – спорят, насколько отличался от нуля прирост населения планеты в период между нулевым и 1700 годами… Ясно, что какой-то прирост был, но и понятно – 600000000 жило на планете в 1700 году – что выражался он весьма мелкими цифрами… Не могло натуральное сельское хозяйство прокормить больше…
А вот другой пример – освоение Северной Америки. Сколько там жило на период обретения мятежными колониями независимости в этих самых колониях – миллиона три? А сейчас – правда, территория малость приумножилась – триста миллионов. Рост – в сто раз. И всем главная угроза – ожирение. Огромное количество еды производит пара процентов населения, занятых в сельском хозяйстве. Раньше, конечно, было больше, а сами фермы мельче – средний размер 55 га в 1910 году, 70 га в 1940, и 180 га в 1974… Но вся сельскохозяйственная колонизация Великих равнин США проходила в индустриальную эпоху, и не имеет ничего общего с традиционной деревней.
Кстати, мало кто обратил внимание, что отечественное сельское хозяйство также радикально изменилось за прошедшие годы. Трактора мощностью от 400 до 600 лошадей, 24-рядные сеялки, широкозахватные комбайны. Новые сорта семян – если двадцать лет назад нечерноземная область производила лишь мягкие сорта пшеницы, то теперь их выращивают лишь животноводы на собственных землях, в качестве кормов для скотины. Растениеводы научились получать пшеницу твердую, местным помолом которой вполне довольна хлебопечка.
Да и породы скота совершенно иные, чем двадцать лет назад. Полуголодная буренка, выполняющая при помощи нетрезвой доярки план лишь в те дни, когда работает водопровод , ушла в далекое прошлое. И коровки и свинки имеют родословные, как из Готского альманаха. Морковь продается чисто вымытая, картофель местного производителя дифференцирован по сортам – для жарки, варки, запекания. Освоены современные технологии хранения яблок местных сортов.
Только надо понимать – современное сельское хозяйство не является «деревней фон Неймана». Оно зависит от поставки и обслуживания машин, от индустриального семеноводства, от ветеринарии, химизации… Вернуться к маленьким участочкам, самовоспроизводящимся породам скота и сортам растений невозможно. Точнее – возможно. Но – ценой чудовищного снижения эффективности. Падения производства продуктов питания, когда еды на всех не хватит, а оставшиеся в живых позавидуют мертвым, ибо им придется горбатиться за кусок хлеба с утра до ночи, семь дней в неделю…
Так вот, хоть нынешняя деревня не является «автоматом фон Неймана», автоматизирована она очень и очень сильно. Коровки чипованы, в больших хозяйствах доятся в автоматизированных доильных залах. Про доильного робота у местного фермера (робот нынче не одинок) мы рассказывали годы назад – «Нечерноземье». И вот сейчас роботы пытаются проникнуть в растениеводство. Причем занялся этим всем известный Panasonic – его инженеры представили прототип робота для автоматического сбора томатов.
Робот разглядывает грядку видеокамерой, находит помидоры и оценивает, достаточно ли они красны. Спелость оценивается по оттенкам красного. Сочтенные зрелыми томаты срываются железной рукой с тактильными сенсорами и перемещаются в корзинку, которая заменяется новой по мере наполнения. Вроде бы более бережно, чем это делает человек. На один помидор у робота уходит нынче 20 секунд, но это время планируется сократить втрое, до шести секунд.
Считается, что такая роботизация сможет заменить неквалифицированный труд в сельском хозяйстве. Да и работать в сезон железные сборщики урожая смогут в три смены… Но сельское хозяйство теперь совсем-совсем теряет черты машины фон Неймана – роботам-то помидоры не нужны!