Чем привлекателен Новый год? Тем, что появляется новое число. И только? И только. Надежды на то, что трудности и невзгоды останутся в прошлом году, основаны исключительно на магии чисел. Пусть всерьёз каждый отдельный человек в эту магию и не верит, но коллективное бессознательное ждёт: перемена числа приведёт к долгожданному счастью хотя бы в силу вероятности, ведь должна же когда-нибудь полоса несчастий кончиться, почему бы этому ни случиться в две тысячи шестнадцатом году? А коллективное бессознательное – штука посильнее «Фауста» Гете. Почему так легко овладевают массами идеи о том, что мы лучше всех, но все вокруг враги, и нам нужно терпеть и сплачиваться вокруг вождя? Да потому, что они, эти идеи, идут из времен палеолита и вошли в плоть, кровь и то самое бессознательное всякого индивидуума, и академика, и плотника, а более других – захребетника. Ему, захребетнику, страшно остаться без пропитания.
Правда, часть населения обзавелась и другими идеями, но узок круг этих отщепенцев, страшно далеки они от населения…
Однако ж и стремление к счастью есть стремление всеобщее, и опять же потому, что ведёт своё начало оттуда, из палеолита. Что во времена палеолита было счастьем? Поесть много и вкусно, и тут же предаться «нехорошим излишествам», утверждая своё место в иерархии.
Возьмём классический новогодний фильм, «Карнавальная ночь». Чем она тронула, трогает и будет трогать население, покуда есть электричество в сети? Замечательные артисты? Согласен. Весёлая музыка? Опять согласен. Хороший текст? В третий раз согласен. Но главное обращено не к сознанию, а к тому же коллективному бессознательному. На втором, на третьем плане все едят, а ещё больше пьют. Много и вкусно. Приглядитесь: на столах «Советское шампанское», вино, водка, коньяк и фрукты. Вот он, запечатленный на целлулоид, а затем переведённый в цифру рай!
Нехорошие излишества остаются за кадром, но всё указывает, что в свой черёд придут и излишества. Люди уже тёпленькие, особенно лектор общества «Знание», недаром он вызывает единодушную симпатию. А будь он голоден и трезв, то из фильма его, пожалуй, вырезали бы. Кому нужен голодный и трезвый лектор? Напоить, непременно напоить! Ну, и дать шоколадку или бутербродик на закуску, что мы, звери, что ли? В Новогоднюю ночь счастливы должны быть все соплеменники! И – чуда, мы хотим чуда! Скачок – и мы в дамках. Новый год, новый тренер, новый царь, новый рубль…
Увы, в макромире мгновенные переходы от одного состояния к другому маловероятны. Пусть кричат, что нужно прыгать, что пропасть в два прыжка не преодолеть. Ну, прыгайте, прыгайте. Девяносто пять процентов прыгунов рухнут в пропасть, образовав телами своими живой, вернее, уже мёртвый мост, по которому пять процентов и переберутся на ту сторону пропасти. Нет, всё-таки мост живой, поскольку и прыжок, и падение в пропасть есть отчасти фигура речи. Ложные надежды с последующим их разоблачением. Да и на той стороне нет ни молочных рек, ни кисельных берегов. Их, похоже, нигде нет, во всяком случае – нерукотворных.
С детских лет запомнилась мне история из «Мертвых душ» – книгу я одолел ещё до школы, более нечувствительно, читая как чичиковский Петрушка. Девять десятых смысла прошло мимо. Сейчас иное, сейчас я умный, сейчас я книгу понимаю, пожалуй, наполовину.
Итак: «Максим Телятников, сапожник. Хе, сапожник! пьян, как сапожник, говорит пословица. Знаю, знаю тебя, голубчик; если хочешь, всю историю твою расскажу: учился ты у немца, который кормил вас всех вместе, бил по спине ремнём за неаккуратность и не выпускал на улицу повесничать, и был ты чудо, а не сапожник, и не нахвалился тобою немец, говоря с женой или с камрадом. А как кончилось твое ученье: «А вот теперь я заведусь своим домком», сказал ты, «да не так, как немец, что из копейки тянется, а вдруг разбогатею». И вот, давши барину порядочный оброк, завел ты лавчонку, набрав заказов кучу, и пошел работать. Достал где-то в три-дёшева гнилушки кожи и выиграл, точно, вдвое на всяком сапоге, да через недели две перелопались твои сапоги, и выбранили тебя подлейшим образом. И вот лавчонка твоя запустела, и ты пошел попивать да валяться по улицам, приговаривая: «Нет, плохо на свете! Нет житья русскому человеку: всё немцы мешают».
Написано почти двести лет назад, но найдите десять различий. Дать барину порядочный оброк? А как не дать, иначе мастерскую не открыть. Размер средней взятки в России – более полумиллиона рублей. Барин есть собирательный образ всех чиновников, но вскоре явится и де-юре: если есть поместья, есть дворовые церкви, появятся де-юре и просто дворовые. Накупил гнилых кож? Видно, и тогда было импортозамещение. И так далее.
Нет, помаленьку, на немецкий манер, день ото дня, крохотными шагами, ступенька за ступенькой – это не для нас. Придут, отберут, разрушат или обесценят иным способом. Ведь что есть условие успеха медленного роста? Стабильность ценностей. В «Капитале» написано (знаю, знаю, Маркс не сам выдумал, а цитирует Даннинга): «Обеспечьте десять процентов прибыли, и капитал согласен на всякое применение»
Но если рубль за этот год падает на сто процентов, о каком применении может идти речь? «Больной перед смертью икал? Это хорошо, это внушает надежды, что в две тысячи шестнадцатом году, глядишь, население перед смертью станет икать на пять процентов громче». Мрачный пессимизм? Скорее, просто результат наблюдений. Четверть века рубль – что мячик, скатывающийся с горы. Траектория его сомнений не вызывает: все ниже, ниже и ниже. Да, в отдельные моменты, налетая на кочку, мячик подскакивает – но всегда приземляется под точкой подскока. Курс либо опускается, либо падает, третьего не дано. Умные люди поняли это давно, «рубль не деньги, рубль бумажка, экономить – тяжкий грех», писал гений в ту пору, когда рубль, казалось, застыл во времени, и ежемесячный курс рубля, который публиковали «Известия» на последней странице, из года в год оставался неизменным. На то он и гений, чтобы видеть будущее. Нам бы хоть настоящее разглядеть, но и это не часто получается. Смотришь в книгу – видишь пепел.
Однако и предаваться пессимизму причин нет. Тому доказательство то же коллективное бессознательное. Уж если со времен палеолита общество худо-бедно выживает, можно предположить, что способность выживать заложена в нас изначально, и следует, не впадая в головное отчаяние, слушаться инстинктов. Есть и пить, пока на столе остаются продукты (отложив, однако, известную часть на семена и закваску). Работать, пока есть силы и место их приложения. Если не хватает на шампанское – читать Бомарше. Оживлять экономику посредством покупок всяких полезных в хозяйстве товаров, а с бесполезными можно и годить. Помня Горького, накупить книг, опять же полезных. Изучать новые ремёсла – дело это хотя и не простое, но и не особенно сложное, если браться всерьёз и найти толкового учителя. Самоучитель похуже, но лучше, чем ничего. Водопроводчики, таксисты, престидижитаторы и гадалки выживают в условиях, когда рафинированным искусствоведам по всем параметрам должен прийти конец. А – не приходит. Поскребешь водопроводчика или гадалку, и найдёшь вчерашнего искусствоведа. Переход из одного состояния в другое, пусть и не мгновенный, для живого человека всегда возможен. Главное – оставаться живым.