Было когда-то такое странное время, когда Нобелевская премия по литературе доставалась действительно хорошим и интересным писателям. Таким, как Моммзен, Сенкевич… Киплинг, Метерлинк, Гауптман и поныне занимают почетные места в первых рядах книжных полок… Первым из американцев в эту славную компанию попал Синклер Льюис. А его «медицинский» роман Arrowsmith был удостоен и Пулитцеровской премии 1926 года. Роман, кстати, был вполне научен, его помогал писать великий популяризатор Поль де Крюи, чьих «Охотников за микробами» и ныне стоит дать почитать детям.
Доктор Эрроусмит был врачом-инфекционистом. Сейчас бы его ремесло называлось бы Infectious Disease Physicians. Оно и ныне солидно и респектабельно, медианная зарплата за него составляет $170727 в год, а 40% списочного состава врачей-инфекционистов получают от 170 до 230 килобаксов в год… (И что, интересно, некоторые медики плачутся на скудные доходы?) Хорошее такое, служащее людям и прибыльное дело. И – надежное! Мир болезнетворных микроорганизмов и обилен, и мобилен.
Еще в те времена, когда образование высшее специальное основывалось на фундаменте образования классического, выпускница естественнонаучного отделения Парижского университета, микробиолог Любовь Михайловна Горовиц-Власова (1879-1941) написала в 1913 году классическим гекзаметром поэму «Бактериада. Carmina de rebus bacteriologicis»:
Муза, воспой чудеса сокровенного мира, который,
Скрытый от смертного ока, пространство собой наполняет –
Реки, леса и поля, и могучее царство Нептуна,
Мрачные тени Аида и горную высь Олимпийцев,
Воздух, где веет Зефир и свирепствует сила Борея,
Самое тело людей, сотворенных по воле Сатурна,
Все укрывает в себе мириады чудесных бактерий.
Долго они оставались совсем неизвестными смертным.
Царства Зевеса сменило блаженное время Сатурна.
Самые боги исчезли по воле безжалостной Мойры,
Царства свергались во прах, вместо них возникали другие,
— В тщетном стремлении к свету катились века за веками –
Смертным по-прежнему тайною мир оставался микробов.
Правда, сама Любовь Михайловна Горовиц-Власова сделала много, чтобы эту тайну приоткрыть – в 1933 году ей в «Снабтехиздате» – ах, умели же называть издательства – был выпущен «Определитель бактерий». Но, с книжкой, без книжки – болезнетворные микроорганизмы приходится определять врачу-инфекционисту. Который обходится весьма дорого – смотрите выше цифры зарплат. Ну а бескорыстные директора больниц существуют лишь в коммерческой мифологии, в сериале «Доктор Хаус». В реальной рыночной экономике всегда доминирует рентабельность.
И вот появляется идея возложить диагностирование инфекционных болезней на искусственный интеллект. И вот искусственный интеллект оказывается встроен в оптический микроскоп Autoscope. Пока – для целей борьбы с широко распространенным в теплых краях заболеванием, под названием малярия. В 2015 году малярией болело 214 миллионов человек, а 438 тысяч от нее умерли. В мире на борьбу с ней было потрачено $ 2,7 млрд…. Это, кстати, показывает, что малярия – болезнь бедных.
Ост-Индская компания и регулярная армия Британской Индии издревле старались профилактировать эту болезнь. Именно этому мы и обязаны такому полезному и приятному напитку, как тоник. Хинная вода – тогда еще негазированная – смешивалась с пайковым джином, что давало гарантию того, что боец ее не выльет – и выдавалась личному составу. И – со временем – сочли, что этот напиток довольно приятен, как и старое вино и плесневый сыр… Но это была традиционная медицина.
А нынче диагностирование малярии основывается на бактериальных тестах и микроскопических наблюдениях. И болеют ею в тех краях. Где бактериальные тесты оказываются весьма дороги. А микроскоп служит долго. И предметные стеклышки – многоразовы. Так что самая дешевая диагностика – взять, да и посмотреть в микроскоп, высматривая паразитов Plasmodium. Только вот беда – для этого нужен обученный медик-микроскопист, который весьма дорог, или, во всяком случае, будет пытаться слинять туда, где ему заплатят больше. (Да-да, автор знает о добром докторе Гаазе. Альберте Швейцере и матери Терезе – обо всех троих…)
И вот появилась мысль заменить медика системой технического зрения, данные с которой обрабатываются «слабым» ИскИном. Это, как и следовало ожидать, нейросеть, прошедшая глубокое обучение на наборах Больших Данных. Живет она в обычном ноутбуке, присоединенном к микроскопу высотой в 38 и шириной в 18 сантиметров, разглядывающему обычные предметные стеклышки. И – как показали испытания, прошедшие в недавний «малярийный сезон» Таиланда – распознает малярию с 90% точностью.
Сейчас, когда Autoscope производится единичными образцами в Intellectual Ventures Laboratory, стоимость образца составляет четыре тысячи долларов. Ожидается, что при наличии промышленного производства удастся опустить цену до полутора килобаксов. И – никакого ученого микроскописта, минимизируется нужда во враче-инфекционисте. Очень и очень рентабельно, учитывая масштабы заболевания (ведь вышеупомянутые $ 2,7 млрд. в год они для кого-то беды и расходы, а для кого-то рынок и доходы…).
Но инфекционист не самый оплачиваемый медик. Радиолог живет пожирнее его, медианная зарплата $286902 доллара в год, а сорок процентов медиков этой специальности имеют ежегодно от 290 до 440 килобаксов. И желание автоматизировать их труд понятно и похвально с точки зрения заветов Адама Смита. Занялись этим в лаборатории IBM Альмадена у калифорнийского города Сан-Хосе. Назван ИскИн-радиолог Avicenna (так на варварском наречии англосаксов зовется персидский мудрец Абу Али аль Хусейн ибн Абдаллах Ибн Сина…).
Это – система совсем другого уровня, чем натренированный на распознавание плазмодиев Autoscope. Avicenna обучается сначала распознавать индивидуальные анатомические особенности человеческого организма (халтурщица Эволюция формирует нас с такими полями допусков, которым позавидовали б бракоделы самого поганого завода, на за счет множества петель регулирования добивается работоспособности наших организмов – во всяком случае, почти всех и на некоторое время…) а потом выявлять на этом фоне патологии.
Причем Avicenna обучается распознавать как изображения – всяческие там томограммы, полученные по всевозможным технологиям – так и тексты медицинских записей. (О том, учат ли «Авиценну» распознавать тексты, записанные загадочным «медицинским» почерком все доступные источники умалчивают…) И вот на основании этих данных Avicenna уже начинает строить цепочки рассуждений. Например, по анамнезу, ангиограммам и истории семьи диагностируя легочную эмоболию у 28-летней пациентки. (IBM’s Automated Radiologist Can Read Images and Medical Records)
Сведущие в медицине могут сами посмотреть более подробно, как работает Avicenna. Остальным же скажем, что у кремниевого врача окажется гигантское превосходство в опыте перед любым белковым медиком – не зря же для их обучения приобретают огромные объемы медицинских данных. Да и срабатывать кремниевые нейросети в ближайшее время станут много быстрее, чем нейросети белковые. Ну а это даст весьма существенный экономический эффект – как от снижения стоимости лечения (зарплату радиологиста вспомните-ка…), так и уменьшение выплат по судебным искам за ненадлежащее лечение…
Так что внедрение таких систем способно существенно снизить стоимость медицинского страхования – безразлично, осуществляется ли оно в рамках социальной или рыночной системы. Ни и отметим, что автоматизация крайне интенсивно идет в области высокооплачиваемых и высококвалифицированных профессий, представителям которых не стоит считать себя застрахованными от радикальных изменений на рынке труда.