Помнится, после просмотра «We’re the Millers» подумал: «Тошнотворно, конечно, но вроде ещё не эпидемия»! Да и с чего бы: всего-то очередной эксцесс какашко-пиписечного синдрома, которым Голливуд болеет на полную голову со дней его зачатия Карлом Леммле, Вильямом Фридом, Адольфом Цукером, Луисом Мейером и братьями Ворнер.
В «We’re the Millers», правда, появился и тревожный симптомчик: если раньше в общем-то безобидный еврейский юмор ограничивался на экране пуканьем и аллюзиями на мастурбацию, то в этой новой и бешено популярной у американского народа комедии «папаша» уже произносил 10-минутную речь, призванную объяснить «сынку», почему тому пора повзрослеть и сделать минет полицейскому. «Папа» и «сын» разговаривают на животрепещущую тему с обстоятельной оттяжечкой — надо так понимать, под душераздирающий хохот зрительного зала.
Моим надеждам, увы, не суждено сбыться. После «We’re the Millers» фильмы совершенно инопланетной эстетики пошли косяками, и по крайней мере у меня уже не остаётся сомнений: речь не о специфике какого-то национального или, тем паче, авторского мироощущения, а о настоящей эпидемии, грозящей уничтожением всех представлений о морали, социальных нормах и красоте, какие человечество сумело выработать за тысячелетия.
Новое явление, которое мы наблюдаем в современном кинематографе, лучше всего определить как «американский неореализм», поскольку у него есть чётко прослеживаемый генезис. Я имею в виду, однако, не классический итальянский неореализм Лукино Висконти и Витторио де Сика, а «жёсткий взгляд» на жизнь общества, который доминировал в кинематографе 70-х годов: фильмы Джорджа Пана Косматоса («Резня в Риме»), Этторе Сколы («Отвратительные, грязные, злые» — в пятёрке моих самых любимых картин), Сэма Пекинпы («Соломенные псы»), а также целый кластер фильмов мафиозно-политической тематики, созданных в Италии и Франции.
В 80-е годы мода на отрезание голов капканами на широком экране сошла на нет и благоразумно переместилась в нишу «авторского» и жанрового кино. Где и пребывала до недавнего времени в целости и сохранности. С одной стороны, у нас есть хрестоматийный образец «Необратимости» Гаспара Ноэ (поминал этот фильм в рецензии на «Тихоокеанский рубеж» — «Католическая экскурсия от экзорцизма к новому канону»), с другой — густо унавоженные нивы бескрайнего жанра horror movies.
В 90-е годы на широкий экран макабрическую картинку из нишевого чулана по второму кругу извлёк Квентин Тарантино, однако доминанта бурлеска и буффонады в его фильмах столь очевидна, а отношение к миру режиссёра столь иронично, что ни о каком новом «отражении реальности» говорить не приходится. Фильмы Тарантино — это авторский китч, напрочь лишённый патетического морализма и претензий на мировоззрение (тем более — навязывание новых норм и оценок). «Бешеные Псы» — это развлечение, чего не скажешь о произведениях «американского неореализма».
Очевидно, что истоки современного «американского неореализма» легко прослеживаются в перечисленном выше наследии мировой кинематографии, и тем не менее приходится констатировать: мы имеем дело с явлением качественно нового порядка. Свой вывод продемонстрирую на примере одного из лучших образцов нового отражения жизни — «Killing Them Softly» («Убейте их так, чтоб не мучились», дебильный русский лжеперевод в прокате — «Ограбление казино», 2012).
Режиссёр «Killing Them Softly» — новозеландский австралиец Эндрю Доминик, продюсер и исполнитель одной из главных ролей — Бред Питт. Фильм далеко не проходной: в 2012 году был номинирован на Пальмовую ветвь Каннского кинофестиваля, получил весьма серьёзную поддержку профессиональных критиков, с лихвой окупился в прокате (бюджет — $15 млн, касса — $37,5 млн).
Фильм длится 97 минут, и почти все это время меня не покидало стойкое чувство, что я подсматриваю за каким-то в высшей степени непристойным и омерзительным действом. Откуда это чувство берётся — я объясню чуть позже, пока же скажу, что — явно не из сюжета: один глупый итальянский полукриминальный гешефтсмахер нанимает американский riff-raff (лучшее, что приходит в голову для перевода — «социальный отброс») и его конченого приятеля-наркомана для ограбления подпольного покерного притона. Притон принадлежит местной бандоте, которая не вполне понимает, как ей реагировать на наезд. До тех пор пока на сцене не появляется «чистильщик» из еврейской мафии Джеки Коган (Бред Питт), быстро раздавая всем сёстрам по 9-граммовой серьге.
Как видите, ничего особенного: сюжет как сюжет, каких в гангстерско-криминальном жанре пруд пруди. Тем не менее спокойно фильм смотреть нормальному человеку совершенно невозможно. Периодически хочется то провалиться под землю, то заткнуть уши, то закрыть глаза. И причина, как я сказал, не в сюжете, а в эстетике.
Что имею в виду? Отнюдь не «субъективную камеру» (которую лично не то что не переношу на дух, а ненавижу лютой ненавистью), тем более — не эстетизацию жестокости (все убийства даются рапидом, да ещё и с разных камер; помню, подобный детский сад очень уважал Клод ван Дамм для фиксации своих маваши в ухо). «Killing Them Softly» смотреть невозможно из-за… текстов!
Если отключить звук, то, наверное, от «Killing Them Softly» можно даже получить удовольствие, вот только слушать разговоры, которые ведут персонажи в кадре, нормальному в психическом и социокультурном отношении человеку не представляется ни малейшей возможности. На протяжении полутора часов совершенно омерзительные личности ведут обстоятельнейшие беседы о том, как, кому, куда, во что можно прессануть, приставить, воткнуть, а также — как, кого, обо что и чем можно долбануть, чтобы сделать инвалидом, но не убивать понапрасну (та самая метафора killing softly).
На этом говорении и строится вся эстетика «американского неореализма». Дело вовсе не в том, что герои делают на экране, а в том, что они говорят! Великая американская эстетическая революция второго десятилетия XXI века — это all about talks! Это революция дискурса, а не активного действия.
Оно и понятно: кто же американскому человеку даст свободно действовать?! В смысле — «прессовать», «приставлять», «втыкать», а тем более «мочить» кого попало? Я вас умоляю! Американский человек сегодня посмотреть лишний раз в направление негра, ребёнка или женщины не имеет возможности: первый тут же засудит за расовую дискриминацию, второй — за педофилию, третья — за сексуальные домогательства!
Американский человек живёт в обществе тотальной социальной репрессивности. Что, в общем-то, не так уж и плохо, поскольку позволяет сдерживать омерзительные порывы и позывы души, которые копились два столетия в нации, предоставленной самой себе и пользовавшейся совершенно беспрецедентной в истории человечества мерой социальной свободы. В подобном беспределе американский человек переполнился мерзостными фантазиями и желаниями, которые ему куда-то нужно выплёскивать. На улице не дадут (а если попробует, то в лучшем случае разорят дотла или сгноят на нарах, а так — просто пристрелит полицейский, а то и вообще vigilante вроде Джорджа Циммермана), поэтому остаётся только один путь — сублимация!

Как можно сублимировать? Традиционный способ: в приватности частного жилища! Так оно и было последние 100 лет: американский человек выходил на улицу, шёл на работу, выполнял свои общественные обязанности, подчиняясь строгим порядкам общежития (ближе метра к незнакомому человеку подойти не моги! слова грубого не скажи!), затем возвращался домой, и тут начиналось такое, что ни в сказке сказать, ни пером написать! Разгул фантазии за гранью реальности. Можно только догадываться, каким величайшим подспорьем оказалось открытие интернета, позволившее виртуализовать свои пороки ad infinitum.
Сакральный смысл «американского неореализма» в кинематографе заключён в дополнительных возможностях, которые даёт вербальная экстериоризация процессу сублимации пороков, накопившихся в обществе.
Звучит, понимаю, устрашающе, но смысл прозрачен. Поясню на примере. Фильм «Killing Them Softly» снят по роману «Ремесло Когана» (Cogan’s Trade), написанному Джорджем Винсентом Хиггинсом аж в 1974 году. Хиггинс — очень тонкий писатель, даром что был юристом, преподавателем в колледже и вёл колонку в газете. Я не поленился, скачал и пролистал «Cogan’s Trade». Так все и есть: книга написана брутальным матерным языком с сексуальной обсессией.
Есть лишь одна тонкость: таким же брутальным матерным языком написана половина американской литературы последних 50 лет! Не только, кстати, американской: и французской, и сербской (перечисляю только то, что знаю лично, хотя не сомневаюсь, что нормы многих современных письменных культур допускают точно такое же свободное обращение с языком). Тонкость же заключена в том, что одно дело — книга, а другое — кинофильм!
Книга всегда интимна. Мы читаем книгу, и никто не знает, что мы читаем. Текст находится внутри, между читателем и страницами, которые он листает. Кино — глубоко публично. Вы сидите в зале и слышите / видите то, что в ту же секунду видят и слышат сотни других людей (зрителей). Одновременно! Поэтому и переживание увиденного / услышанного происходит одновременно. Совместно. Это коммунальный акт.
Чтоб было понятно, о чем я говорю: возьмём чрезвычайно популярную для американской современной культуры мифологему — акт мастурбации. Теперь представьте его в двух вариантах: в интимной обстановке дома и на городской площади. Представили? Точно такая же разница существует между жёстким (мат, табуированная тематика и т.п.) языком в книге и в кино! Интим страницы — публичность экрана!
Именно такую революцию и несёт в себе «американский неореализм» — приятие и привыкание к акту мастурбации на площади! Меня сегодня больше всего интересует реакция американских кинозалов на фильмы вроде «We’re the Millers» или «Killing Them Softly»: мне одному хочется провалиться под землю от стыда и омерзения в процессе прослушивания каждого второго диалога на экране (а значит, сказывается моя личная «оторванность» от модных веяний цивилизации) — или всё-таки находится ещё пара–тройка старомодных идиотов, испытывающих такие же эмоции?
Анонс
Следующие несколько уик-эндов мы проведём в компании фильмов, номинированных на премию «Оскар» в 2014 году: «Далласский клуб покупателей» (Dallas Buyers Club), «Гравитация» (Gravity), «Небраска» (Nebraska), «Афера по-американски» (American Hustle), «Волк с Уолл-Стрит» (The Wolf of Wall Street), «Филомена» (Philomena) и «12 лет рабства» (12 Years a Slave). Остальных соискателей — «Жасмин», «Капитан Филлипс», «Она» и «Великий Гэтсби» — мы с вами уже пропесочили.