Космические аппараты исследуют Марс, подбираются к Церере, приближаются к Плутону. Сегодня патриотично считать, что это пустяки – так, с жиру пиндосы бесятся, напившись чужой нефти пополам с кровью. Времена, когда и Советский Союз посылал к планетам аппараты, предложено забыть, у нас теперь другие приоритеты.
Да и успехи прошлого принято объяснять исключительно политическим соперничеством двух стран – СССР и США. Пускали пыль в глаза, а в деревенских больницах зачастую отсутствовали водопровод, канализация и прочие удобства.
Сегодня Россия вроде бы тоже пытается соревноваться с Америкой, только не в космосе. Правда, с канализацией деревенских больниц дело решается трудно, чаще всего путём закрытия этих самых больниц.
Но кажется мне, что побудительные мотивы исследования космоса иные. Не соперничество мировых держав и даже не любопытство учёных. Причина следующая: оставаясь на Земле, человечество обречено на поражение. Оно – как неподвижная мишень, в которую рано или поздно попадет – нет, не астероид, не комета. Попадет внеземной разум.
Если читать работы Циолковского, отбросив прежде привитый образ основоположника космонавтики, то становится ясно: Константин Эдуардович не только и не сколько предшественник Вернера фон Брауна и Королёва. Скорее, он опередил Лавкрафта и Колина, автора малооцененной в России книги «Паразиты сознания» (читателю более известен его «Мир Пауков).
Выписывать цитаты из трудов великого мыслителя не хочется. Цитаты, они и есть цитаты, с их помощью можно доказать, «что люди ходят на руках и люди ходят на боках». Что, собственно, сейчас и происходит.
Нет, я решил представить себе разговор между Циолковским и сотрудником ЧК, имевшим место на Лубянке. То есть разговоры, точнее, допросы, были наверное. Но протоколы недоступны, увы. Потому их содержание я реконструировал, вложив в уста Циолковскому мысли, разбросанные по разным его работам. Главный фантастический допуск – умный следователь.
Итак, я начинаю:
Циолковский отличался от рядового заключенного не только возрастом – он был совершенным стариком, – сколько тем, что состояние своё считал временным. Разберётся следователь, прикажет начальник, или, наконец, кончится дурной сон, и он проснётся дома, в собственной спальне, где в окно светит месяц, а за печкой стрекочет сверчок. И на Арехина смотрит, как на вероятный фактор пробуждения.
– Константин Эдуардович Циолковский?
– Говорите громче, я очень плохо слышу.
Арехин повторил, отчетливо выговаривая слова, но ни на йоту не повысив голос.
– Да, да, это я. Я Циолковский – он сказал это так, как, верно, сказал бы Павел Первый.
– Вы против Советской Власти?
– Помилуйте, с чего бы это. Нет, я не против Советской Власти.
– Быть может, вам больше нравится власть царская?
– У нас обоюдное равнодушие. Царской власти не было дела до моих открытий, ну, а мне нет дела до её судьбы. Прошло её время.
– Прошло?
– Конечно. Равнодушие к новому, неприятие нового, авторитет чина и титула, а не ума – всё это губит государство. И не мне об этом государстве жалеть.
– Так почему же вы здесь, на Лубянке?
– Вы меня спрашиваете?
– Вас, верно, обманули? Вы доверились не тем людям?
– Насколько могу судить, никто меня не обманывал, и никому я не доверял ничего, о чём можно было бы сожалеть или стыдиться. Подумав, я решил, что меня сюда поставили.
– Подставили?
– Поставили. Как ставят шашку на доске, «в сортир», знаете. Потому что я догадываюсь о том, о чём догадываться мне нельзя.
– А именно? Или это секрет?
– Это секрет, который желательно сделать общедоступным. По крайней мере, для верховной власти.
– Я не верховная власть, но, может быть, поделитесь?
– Э… – откашлялся старик, прочищая горло.
– Выпейте чаю, – предложил Арехин, пододвигая кружку с блюдцем.
– Благодарствую, – Циолковский сунул за щеку сколок сахара, сделал пару глотков чая. – Давненько не пил я настоящего чая, да ещё с сахаром. Но вам это неинтересно. Позвольте приступить. Вселенная, звёзды вокруг нас существуют невообразимо долго. Миллиарды, сотни миллиардов лет, кто знает. Для человека, живущего шестьдесят, семьдесят, много восемьдесят лет это за пределами понимания. Взять крохотную, микроскопическую часть жизни вселенной, пятьсот лет. Открыта Америка, Австралия с Океанией, Антарктида, покорены полюса, в небе летают дирижабли и аэропланы, по морю ходят огромные, как города, корабли, появились дредноуты с чудовищными пушками, фотография, синема, беспроволочный телеграф. А за миллиарды лет? Возникновение существ, стоящих по отношении к нам настолько выше, насколько мы выше планктона, представляется неоспоримым. Где они, эти существа? Да где угодно. Совсем ведь необязательно, чтобы они находились на том же уровне состояния материи, что и мы. Я предполагаю, что они пребывают в виде лучистой энергии, но способны при необходимости принимать и другое обличье. И в своём лучистом состоянии они без труда проникают в наше сознание. Вам это кажется фантазией, быть может, даже бредом, но я на собственном опыте убедился в способности лучистых существ читать мысли.
– То есть вы состоите в мысленной связи с лучистыми существами?
– Нет. То есть надеюсь, что нет. Связь с ними исключительно опасна: рано или поздно они овладеют вашим разумом, и вы станете жалкой марионеткой.
– Но зачем сверхсуществам мы?
– Как знать. Зачем китам планктон? Быть может, они питаются нашей лучистой, сиречь мысленной энергией. Её у нас мало, капли, зато нас много. Или они просто развлекаются от скуки. Нет, этого я не знаю. Я другое знаю: многое, что происходит вокруг, происходит потому, что так пожелали лучистые существа. И людям просто необходимо учиться защищаться, учиться закрывать своё сознание.
– Э… Молитвы, медитации?
– В молитвах я не силён. Я предлагаю инженерное решение. Сфера вокруг головы.
– Наподобие рыцарского шлема?
– Или устройство, подобное ему. Корона, скипетр, держава – вы полагаете, эти атрибуты случайны? Случайно императоры и короли носили на голове корону – или для того, чтобы избавиться от губительных подсказок непрошенных суфлёров? Но это догадки. Мне нужны практические эксперименты. Вероятно, вполне достаточно сделать у шляп, кепок, капоров и прочих головных уборов подкладку в виде мелкоячеистой металлической сети. Материал нужно подобрать опытным путем. Золото, серебро, медь. Даже железо, но оно ржавеет. Зато недорого, в глаза не бросается. Фольга? Не знаю. Нужны опыты. И срочные опыты. Эти существа… Возможно, они подтолкнули народы к войне. А теперь желают погубить революцию руками революции же. Внушая вождям мысли, толкающие на междоусобицы, дрязги… Не знаю, я с вождями не знаком. Но прежде всего необходимо оградить их, вождей. И охране раздать каски, богатырки с медной сетчатой изнанкой, или что-нибудь в этом же роде. Повторяю, нужны опыты. Сколько открытий остаются бумажными прожектами, потому что не хватает ничтожнейших сумм на опыты. Я цельнометаллический дирижабль изобрел. Представил чертежи – неполные, конечно, суть в названии: цельнометаллический – Циолковский произнес слово по слогам. – Умные люди смотрели, Жуковский одобрил. На модель просил я четыреста рублей. Четыреста! Купчишка средней руки в ресторане больше за вечер оставляет! А мне отказали. И вы спрашиваете, люблю ли я царскую власть? Терпеть не могу!
– А советская?
– А советской я сам помочь хочу. Знаю, нет у неё лишней копейки, война, разруха, но главный враг гнездится в головах. Вчера тут, – он постучал согнутым пальцем по собственному лбу, – завтра в иной голове, послезавтра в третьей. Опыты нужны, опыты. Земля – это вроде курятника для межзвёздных хищников. Прилетели, поселились. То одну курочку прихватят, то другую, а иногда, то ли от солнечной активности, или от активности центра галактики, не знаю, аппетит их просыпается – или они сами просыпаются – и начинают пожирать нас миллионами. Потому будущее человека в космосе. Если мы рассеемся в пространстве, да ещё сами обретём лучистую форму, тогда человечество будет спасено. Но это дело будущего, сегодня же мне и нужно-то немного, пуда три-четыре тонкой проволоки и возможность ставить эксперименты, – говорил Циолковский не всегда гладко, но речь его захватывала. – Вот и всё, – он отставил пустую кружку, накрыл его пустым блюдцем.
– Я доложу о ваших предположениях властям, – сказал Арехин.
– Большего я от вас и не жду, – встал со стула Циолковский.
Оставлю на время героев в лубянской камере. Вернусь к тому, с чего начал: продвижение в Космос, осознанное или инстинктивное, необходимо для выживания, в противном случае мы превратимся в стадо овец или сообщество кур, которое некие существа будут использовать для своих нужд.
Или уже используют.